— Это ты о чем?

— Да я ей пару раз написала, чтобы она о своем ребенке подумала, — ну так, для перца... Но это сто лет назад было, кто теперь приплетет?

— Ох, Танька, ну что же тебе иногда больше всех надо! — зло выдохнула Сония. — Честное слово, сиди ты на своей кухне, пеки тортики и не суйся! Я же всегда говорила: писать обтекаемо, чтобы никакая тварь носа не подточила. Может, тебе замуж пора, на заслуженный покой? Теперь к нам стопудово прицепятся, мать-то про нас хорошо наслышана!

— Что, прямо хорошо? — это уже была Джанита.

— Прямо, криво! Она трубку взяла, когда я позвонила, и наорала благим матом. Нет, адрес и имена она вряд ли знает, у них вроде не те отношения, но кому надо — докопаются. Не посадят, конечно, состава не найдут, но нервы помотают, а я и так сейчас на взводе!

— Это видно, — усмехнулась Джанита.

— Да кто бы говорил, сама себя ведешь как мартовская кошка! — Сония говорила тихо, но ее интонации были близки к надрывным. — Давно пора за дела браться, а то нас быстро с рынка выкинут, у поклонников память короткая.

— Света, успокойся, — примирительно сказала Рита. — Подождем пару суток: если за это время к нам никто не явится, будем считать, что пронесло.

— Ты меня еще учить станешь? Я-то, в отличие от вас, через следствие уже проходила, правда там и жертвы по сути не было — так, абортивный материал. А тут, блин, не успели отдышаться после той истории и вот опять! Вы что думаете, я тогда не тряслась, что за нами придут?

— Ладно, трясучкой не поможешь, — сказала Джанита. — Только как это вышло-то? Ты вроде такого не планировала.

— Да само собой, нафига мне это? Такая обработка максимум к клинике неврозов приведет на энный срок. Но это именно что максимум, обычно пациенты просто тихо дома сидят, кашу хлебают и на цветочки в окно смотрят! А что, плохая жизнь, что ли?

Сония грубовато усмехнулась.

— Тогда с чего вдруг? — не унималась Джанита.

— У всего есть побочные эффекты, — парировала Сония уже спокойнее. — Видать, у нее чердак и без того давно подтекал, иначе бы обошлось. Ладно, девки, давайте с другой стороны посмотрим: может, нам теперь как раз нечего бояться? Лишних фигурантов-то больше не осталось! Соображаете?

— Ага, — усмехнулась Сита. — Это если сейчас пронесет.

— Да пронесет, — заявила Сония. — В крайнем случае нам, как красивым и умным женщинам, всегда поверят. В следствии тоже мужики сидят, а их легко поймать на одну и ту же наживку...

— Точно! На червячка! — расхохоталась густым грудным смехом Рита и другие тут же подхватили. Илья опомнился и стремительно, на носках, вернулся в свою комнату. Там он сел на постель, обхватив голову руками, словно пытался отгородиться от услышанного. О чем они говорили — о том самом убийстве или о чем-то еще? Что значит «лишних фигурантов не осталось»? Что за «сто седьмая»? О каком ребенке шла речь?

Приходилось лишь цепляться за условную недосказанность, но у Ильи не хватило терпения надолго. Для убедительности он выждал около сорока минут, встретился с хозяйками и, отказавшись от завтрака, поспешил на почту.

— Я так давно не слышал сына, что сейчас не могу усидеть на месте, — пояснил он. — Пожалуй, Сония, вы в чем-то правы относительно связи.

Переступив порог почтового отделения (Кави, как обычно, осталась ждать его за дверью), Илья вдруг ощутил противную тупую боль в груди, что, в отличие от головных спазмов, было для него в новинку. «Не хватало еще только сердце посадить, как у папы» — подумал он и понял, что все эти дни вынужденного затворничества его переполняла изнуряющая тревога, которая теперь требовала выхода.

Чтобы хоть немного потянуть время, он сначала позвонил Яну и этот разговор немного отвлек его. Мальчик явно тяжело перенес несколько дней без единой весточки от отца и попросил Илью рассказать что-нибудь о том, как продвигаются его «приключения». Тот не видел в этом ничего подходящего для ушей сына, но привык общаться с ним без взрослого высокомерия и не мог просто свернуть разговор по своей прихоти. Илья рассказал Яну о том, как попал в эпицентр снегопада вместе с Кави, умолчав об истинной цели этого похода. Мальчику это показалось захватывающим приключением, так что он даже сказал с легкой завистью:

— Слушай, пап, в следующий раз возьми меня с собой! А то у тебя вон какая насыщенная жизнь, а я тут кисну.

— Да уж, насыщенная, это точно, — усмехнулся Илья. Они тепло попрощались, и наконец он попытался позвонить Лене, но у него еще сильнее заныло в груди. Он замер, не решаясь снова набрать номер. В конце концов в кабинку постучали с требованием скорее определяться, и Илья, глотнув воздуха, взялся за телефон.

Однако в ответ раздались только длинные гудки. Послушав их около минуты, Илья еще больше растерялся, сделал еще одну безуспешную попытку и решил позвонить Анне Георгиевне. Та отозвалась сразу, но ее голос был глухим и безжизненным.

— Здравствуйте, Анна Георгиевна, это Илья, — осторожно заговорил он. — Я что-то не смог дозвониться до Лены, как вы там?

— Илюша, это ты... — механически произнесла женщина. — У нас плохие новости, не знаю даже как сказать.

— С Леной что-то случилось?!

— Да, Илюша, все плохо, очень плохо... Прости, мне тяжело говорить.

— Я понял, но все-таки скажите, пожалуйста, я же должен знать.

— Лены больше нет, она покончила с собой, разбилась... Вчера утром, я сейчас пытаюсь решать все эти дела. Больше-то некому, как всегда...

У Ильи зашумело в ушах совсем как тогда, в подземном переходе, боль от сердца стремительно разлилась по телу и бросилась в голову подобно острию толстого гвоздя. Дыхание будто перекрыла невидимая цепкая рука, и лишь через несколько секунд он смог промолвить:

— Простите, что напрягаю вас, но вы уверены, что она именно покончила с собой и ей никто в этом не помог?

— Нет, Илья, это точно. Она и накануне странно себя вела, а написала нам только одно: «я никогда не прощу себе то, что собиралась сделать». Потом поднялась на самый верхний этаж и кинулась в лестничный пролет. Ты загляни к