Он присел, обхватив себя руками, и только тут понял, что не один в комнате. На широком подоконнике сидела девушка, которую Илья прежде никогда не видел, но странным образом знал. На ней было длинное бесформенное одеяние из плотной ткани, ноги босые, огрубевшие, во всклокоченных светлых волосах виднелись сухие листики и куски мха. Заметив, что он открыл глаза, странная гостья встала и подошла к постели.

Тут Илья разглядел ее лицо — бледное, скуластое, с ярко-красными губами, за которыми проглядывали мелкие острые зубы, с тяжелым подбородком и пронзительными льдисто-серыми глазами. Он не мог понять, сколько ей лет: девичьи черты и гладкая белая кожа сочетались с древней мудростью во взгляде. Вдруг она улыбнулась и плавно провела ладонью перед его лицом.

— Терве, Велхо, — произнесла она чуть дребезжащим, но очень красивым голосом. Только эта красота была какой-то пугающей, дикой, первобытной. И Илья сообразил, кто она такая и для чего наведалась, еще до того, как девушка сбросила свое символическое платье.

Под ним скрывалось такое же бледное тело, гибкое, с жилистыми руками и ногами, широкими бедрами, сильной прямой спиной. Внизу живота виднелась поросль волос соломенного цвета, прикрывающая бесстыдно налившуюся кровью промежность. Когда же девушка откинула назад шевелюру, его взору предстали полные тяжелые груди с темными кругами и затвердевшими сосками. Их было две, а не три, как в сказках, и что уж скрывать, они показались Илье безумно соблазнительными.

— Хэй, — тихо отозвался Илья. Он понял, что к нему явилась Накки, водяная хозяйка, решившая прервать зимний покой, когда залив и озера покрыты льдом. Раз ее товарищи и соседи вздумали потешить плоть с красивыми женщинами, неудивительно, что и она не захотела оставаться в стороне. И как только он прежде об этом не подумал?

Накки забралась на постель и так ловко его оседлала, что он вряд ли смог бы легко вывернуться. Тут Илья и впрямь испугался, хотя продолжал держаться невозмутимо и даже через силу улыбался. Ночная гостья показалась ему гораздо опаснее этих четырех шарлатанок, потому что запросто могла высосать из него душу и оставить лишь оболочку, бестолково и безразлично блуждающую между мирами. Надо же было оказаться столь непредусмотрительным, затевая эту игру...

— Не бойся, — вдруг шепнула Накки и повлекла его к себе. Этот снисходительный жест совсем его не задел: что такого, если он действительно боится? Но страх волей-неволей перемешивался с плотским возбуждением, любопытством, азартом от дикости и абсурдности происходящего, да и накопившейся усталостью, не только за последние дни, а за годы. И этот сгусток напряжения требовал разрядки.

Он не знал, что сказать в ответ, и осторожно поцеловал ее в щеку, в шею, провел пальцами по спине, по острым, будто плавник, позвонкам, погладил ключицы. От нее приятно пахло, будто весной на Неве, когда корюшка идет на нерест, кожа оказалась прохладной и влажной, а по цвету напоминала яблочную мякоть. Накки улыбнулась и тоже протянула к нему руки. Ее длинные тонкие пальцы прятались в его волосах, скользили по шее, охлаждали разгоряченные плечи и грудь под футболкой, выводили на них затейливые узоры. Склонившись к лицу Ильи, она ненадолго замерла, будто обнюхивала его, потом лизнула в шею, пососала мочки ушей. Ощущения у него были странные, но пожалуй, довольно приятные, хотя он пока не мог это толком объяснить.

Накки отклонилась назад. По-видимому, она осталась довольна знакомством и не собиралась оттягивать следующий этап.

— Нравятся? — спросила девушка, демонстрируя свои сокровища.

— Да, — неловко улыбнулся Илья.

— Тогда поласкай их, — велела Накки и придвинулась ближе. Ее тон явно не допускал пререканий, но Илью, как ни странно, успокоило и растрогало то, что и водяной деве, хищнице, затащившей на дно не одного хмельного простака, хочется просто быть желанной. Обнаженное женское тело, такое близкое и доступное, показалось неожиданным царским подарком судьбы, а про подвохи Илья больше не хотел думать.

Вкус ее грудей тоже напомнил сочное яблоко, только уже перебродившее на солнце и превратившееся в осенний нектар. Он даже не хотел спешить с проникновением и с удовольствием мял их, облизывал, поочередно целовал соски, чувствуя, как она вся теплеет и смягчается от его дыхания. А редкий скрип половиц и стен, в такт завыванию ночного ветра, распалял его собственное волнение. Зима будто отгородила от всего мира с его хваленой моралью этот жуткий дом, в котором несколько человек, включая Илью, непрерывно играли с огнем, лгали, подозревали, насмехались, сторонились. И Накки сейчас была самым искренним существом, когда-либо переступавшим его порог, а эта ночь — самым светлым из всего, что происходило под его крышей. Без сомнения, этим двоим было что поведать друг другу, но все знания, тайны и запретные навыки вылились в страсть, голодную, болезненную, ласковую.

Наконец Илья поцеловал ее в губы и будто упился этим нектаром, утонул в нем, опьянел от духа чуть пожухлой травы, остывшего озера, грибов, сытной тыквенной похлебки.

— Ты сладкий, Велхо, — сказала девушка, поигрывая с кулоном в виде клыка на его шее.

— Так выпей меня без остатка, — отозвался он также шепотом. Видя, что он не намерен сопротивляться, Накки приподнялась, и Илья наконец с облегчением подвинул к себе затекшие ноги. Она посмотрела на него и облизнула губы.

— Я ведь могу сделать тебе больно, — заметила девушка.

— И не сомневаюсь, что сделаешь, но мне уже нечего бояться, — усмехнулся Илья. — Я только хочу понять, что я еще жив, что не все внутри вымерзло. Через боль — ну и ладно, выдержу, не стеклянный и не сахарный.

Немного помолчав, он спросил:

— Все-таки почему ты явилась?

— Здесь нужна женщина, — загадочно улыбнулась Накки. — А еще ты мне нравишься, я ведь давно тебя знаю. Не только твое тело, хотя и оно тоже очень нравится...

Тут Илья невольно вспомнил, как они с Леной купались в озере и что-то удержало его от мгновенного прилива страсти. Он привык к смутному ощущению, что за ним кто-то наблюдает, то предостерегая, то подбадривая, но прежде не думал, что это может иметь еще и трогательный оттенок женской ревности.

Она снова прижалась к нему, ее грудь, красная от его ласк, тяжело подымалась, треугольник волос под животом увлажнился. Терпеть больше не было сил, желание стерло остатки страха, и если это и был морок, то сейчас Илья искренне хотел обезуметь. Накки впилась в его