— Не впечатляйся, — посоветовала Васса, — научишься, лиха беда начало. Знаю я это гнездышко: сноб на снобе сидит и снобом погоняет. Я тебя предупреждала: будь к этому готова. Конечно, тебе трудно. Ты хоть и не с улицы, а все равно как кур в ощип в эту редакцию попала. Для них же выпуск — плебс, черная кость, — Фыркнула она. — Ничего, Ларик, прорвемся! Ты еще их всех переплюнешь, хорошо смеется тот, кто смеется последним.

— Кстати, ты знаешь, они почему-то совсем не смеются, — вспомнила Лариса. — Улыбаются только. Причем постоянно. Никто не злится и не смеется, а все дружно улыбаются. Разговаривают — с улыбкой, курят — с улыбкой, на летучке — и то улыбаются! Может, у них вирус какой? А я непривитая, вдруг и ко мне пристанет? Представляешь меня с приклеенной улыбкой?! — ужаснулась она. — Я тогда сбегу, точно! И никакой эфир не удержит.

— Не сбежишь, — успокоила Васса, — улыбка — не самое худшее в человеке. Слушай, а режиссера тебе еще не дали?

— Какой режиссер?! Даже не знаю, чем заниматься буду. Редактор, на чье место я пришла, «сидела» на театре, а я в воздухе вишу. Егорычев сказал: присмотрись пока. А что присматриваться? Работать хочется!

— Слушай, Ларик, — оживилась Васса, — Влад говорил, что друг его собирается к вам — Сашка Замутиков. Я тебе о нем не рассказывала?

— Нет, а кто это?

— Отличный парень и очень неплохой режиссер, между прочим. Правда, театральный, но, как говорится, что подскочить, что подпрыгнуть — один черт. Режиссер он и в Африке режиссер. Саньку еще в «Щуке» заметили, потом взяли в театр, — Васса назвала один из известных московских театров, — там он выпустил отличный спектакль. А потом с главным поцапался. Ты же знаешь этот мир! Ваша редакция по сравнению с ними даже не цветочки — почки. Теперь дома цапается. С кошкой, — уточнила информаторша. — А Егорычев хорошо знает Санькиного отца, и ему нужна своя команда, это естественно. Вот он и зовет Мутоту к себе.

— Как ты его назвала?

— Он у нас проходит под кодовым названием «Мутота»! — развеселилась Васса. — Это друзья его так кличут, — пояснила она. А я его называю Мутей или Мутенькой — это уж зависит от моего настроения и степени его аппетита. Покушать мальчик очень любит. Правда, Ларик, вот бы вам спароваться — это было бы просто здорово! Оба — порядочные, оба — молодые, оба — подающие надежды дебютанты. Да вы просто созданы друг для друга!

— Васька!

— По работе, по работе! — поспешила уточнить сваха. — Фамилия, правда, у Саньки немножко подкачала, — запечалилась она, — но зато имя-отчество классические — Александр Сергеич. Чуешь, кем пахнет?

У Ларисы окончательно отлегло от сердца. Слава Богу, вот теперь с ней разговаривает настоящая Васька — живая, неунывающая, острая на язычок. А не та унылая мученица, что сняла трубку.

— А что? Замечательный может сложиться дуэт, — не унималась фантазерка, — Замутиков — Неведова. Слушай, верни себе девичью фамилию, а? Это же так красиво — Мерцалова! Что-то мерцающее, загадочное. Что тебе эта «Неведова»? Хватит жить ни сном ни духом! «Неведова» — тяжело и громоздко, а ни о чем! — разбомбила в пух и прах ее фамилию безапелляционный лингвист. — А вот «Мерцалова» — очень даже красиво, будешь мерцать звездой голубого экрана!

— Игорь сегодня ушел, — спокойно сообщила Лариса, не обратив внимания на страстный призыв. — Совсем.

— Ну что ж, — голос в трубке стал серьезным, — может, это и к лучшему. Нельзя из яичницы снова сделать яйцо. А у тебя начнется другая жизнь. Новая. И я уверена, что она будет лучше.

— Он не поговорил со Стаськой.

— Ты сделаешь это лучше.

— Вась, ты когда разговаривала с Юлей? — резко сменила тему Лариса.

— Вчера.

— Как она?

— Держится.

— Выдержит! — убежденно сказала Лара. — Она сильная.

— Дай-то Бог! Будем надеяться.

- Уверена? Ладно, Василек, извинись за меня перед Батом, что задержала вас. Он, наверное, клянет меня на чем свет стоит.

— Может, и не клянет, — предположила невозмутимая хозяйка. — Во всяком случае, пока лежит молча, а не прыгает у двери с проклятиями. Слушай, Лар, — она слегка замялась, — я хочу попросить тебя кое о чем. Можно?

— Конечно! — удивилась Лариса ее нерешительности.

— Может, и не придется, но если вдруг я лягу в больницу ты возьмешь к себе Бата на это время?

— Васька, — испугалась Лариса, — скажи честно: случилось что?

— Нет, не паникуй, пожалуйста, — спокойно ответила та, — просто обследоваться нужно. Ерунда! Шишка за ухом болит — вот и все. Это Сергей пристает ко мне с больницей. Он же врач, ему меда не давай — дай полечить. Может, я и соглашусь. Лягу, отдохну. Книжки почитаю. Кровь свою проверю — вдруг она у меня голубая.

Голос был подчеркнуто беспечным, и у Лары опять заныло сердце. Но настырничать нельзя — Поволоцкая этого не любит.

— Конечно, Василек, если нужно — мы за ним присмотрим, не волнуйся. Ты же знаешь: Стаська помешана на собаках. Она до небес будет скакать от восторга.

— Ну и замечательно! — с облегчением вздохнула Васса. И заторопилась: — Все, мой хороший! Вот теперь Бат, кажется, начинает нас крыть последними словами. Во всяком случае, уже не намекает, а нагло тянет меня за подол к двери — гулять. Может, завтра пообедаем вместе? После сверки?

— Идет!

— Вот и чудненько, договорились! Значит, до завтра?

— До завтра, Василек!

Лариса медленно опустила трубку на рычаг. «Нет, что-то здесь не так, что-то случилось. Тем более надо повидаться. В глаза честная Васька врать не сможет — правду скажет». Она поднялась из кресла, собираясь разобрать постель и почитать на сон грядущий, и тут зазвонил телефон. Трубку схватила сразу, чтобы звонки не разбудили Стаську.

— Алло!

— Это я, добрый вечер!

От этого низкого хрипловатого голоса ее бросило в жар и, как бешеное, ударило о ребра сердце.

— Ты прости, пожалуйста, что я тебе звоню и что звоню так поздно. Но у меня есть смягчающие обстоятельства. Во-первых, я не могу больше ждать. А во-вторых, я больше получаса пытаюсь дозвониться — все время занято.

— Добрый вечер! Я рада тебя слышать.

— Правда?! — обрадовался голос.

— Правда.

— У меня две новости: хорошая и плохая. С какой начать?

— Начни с хорошей.

— Жизнь показывает, что мне трудно без тебя жить. — Он понизил голос до шепота: — Боюсь, невозможно.

Невозможно слушать этот голос! Невозможно верить ему и подчиняться! Ее ничего не ждет, кроме боли.

— А плохая новость?

— Я должен уехать. Меня срочно вызывает посол.

Она вцепилась в телефонную трубку.

— Когда?

— Через