— Редко. В этом плане я — счастливый человек… — похвасталась она.

— Вот и хорошо, — неопределенно ответил Сергей. — Когда ты сможешь ко мне подъехать?

— Куда подъехать, Сережа? Ты же на больничном. — Для тебя — нет. — Его голос был мягким, но не терпящим возражений. — Так когда?

Она прикинула в уме: завтра выходная, потом два дня работает, потом — к Юльке.

— Дня через четыре.

— Нет, не годится. Раньше.

— Что за спешка, Сережа? Я чувствую себя прекрасно. И болит очень редко.

— А я хочу — чтоб никогда. Завтра сможешь?

— Сережа, я отдохнуть хочу, — заныла она. — Давай через четыре дня, а? Честно — приду.

— Значит, договорились. Завтра, — удовлетворенно кивнул Яблоков. — В девять жду звонка — и едем.

— Ты с ума сошел?! — возмутилась Васса. — Дай хоть поспать-то! Выходной у меня или нет?

— В десять.

— В двенадцать.

Сторговались на одиннадцати. На следующее утро, в одиннадцать часов (ни свет ни заря, честное слово!), Васса добросовестно накручивала телефонный диск. Трубку сняли сразу, после первого гудка. А она так надеялась, что профессор медицины передумает или проспит на худой конец.

— Алло, Сережа, доброе утро! Это я.

— Доброе утро. Молодец, слово держишь! — похвалил он ее.

— Слово держу, да, — уныло подтвердила «молодец». — Но часто — себе во вред. Где встречаемся?

— Василиса, через пятнадцать минут жду тебя в метро. Станция ВДНХ, центр зала.

— Двадцать.

— Тебе в торговлю надо было идти, а не на телевидение, — усмехнулся голос. — Торговаться любишь.

— Рожденный ползать — летать не сможет, — резонно возразила провороненная Меркурием.

К Сергею Сергеевичу Яблокову на работе относились с уважением — это было видно невооруженным глазом. Радость при виде его была искренней, неподдельной. Уж в лицемерии-то Васса знала толк — на телевидении работала, не в шахте. У дверей некоторых кабинетов терпеливо ждали пациенты — в глазах застыли отчаяние и надежда. При виде их у Вассы похолодело внутри, и она зябко поежилась. У двери с табличкой «Зав. отделением» они остановились.

— Василиса, подожди меня, пожалуйста, минуту. Я сейчас.

Вернулся он через пять минут, но придираться к этому было бы мелко, и она смолчала. Рядом с Сергеем стоял колобок в белом халате. Удивительно, как вообще умудрился остановиться — при такой округлости это сделать весьма затруднительно. Рыженькие бровки, розовые щечки, носик картошечкой — и весь такой безобидный, славный, аппетитный, лакомый кусочек для какого-нибудь оголодавшего племени Зумба-Юмба.

— Знакомьтесь. Это — гений лабораторных исследований Иван Иванович Мещеряков, мой коллега и правая рука. А это — Василиса.

— Вы преувеличиваете мои скромные способности, Сергей Сергеич.

«Колобок» пожал Вассину руку и окинул ее цепким быстрым взглядом. Весь его облик и мягкое рукопожатие резко диссонировали с острыми и проницательными глазками. «Этот колобок точно докатится до сути. Передавит всех на своем пути, но достигнет цели. Пока не подкатит к нужной микробине — не успокоится», — поежилась Васса под его взглядом.

Сергей открыл ключом дверь.

— Заходите.

В кабинете она предпочла не озираться — не тот объект, чтобы его стоило осматривать.

— Иван Иванович, сделаем пункцию, а остальное возьми под свой личный контроль.

— Конечно, Сергей Сергеич, — кивнул «гений» анализа.

Сережа долго и тщательно мыл руки. Затем взял в руки какой-то здоровенный шприц с длинной иглой и подошел к Вассе.

— Сереж, а поменьше иголочку нельзя? — дрогнувшим голосом пролепетала она. — Эта немножко длинновата, тебе не кажется?

— Не бойся, все будет хорошо, — спокойно ответил доктор Яблоков. И улыбнулся: — Ты хоть и не больная, но врачам верить нужно.

«А какого рожна я здесь очутилась, если не больная?» — подумала Васса и зажмурилась.

— Расслабься, не надо напрягаться.

Укол действительно оказался почти безболезненным, комариным, только не быстрым. Но все равно она повеселела: дело сделано.

— Ну, вот и все, профессор передал шприц своей правой руке.

— Не так страшен черт, как его малюют, — облегченно вздохнула Васса.

— Малевало твое творческое воображение. Я к этой «живописи» не причастен.

— А что дальше, Сережа?

— Дальше будем терпеливо ждать.

— Как долго?

— Десять дней. Результат обязательно сообщу.

Десять дней пролетели быстро. Она помирилась с Владиком, но о своем визите в клинику пока ничего не рассказывала. Зачем раньше времени каркать? Пару раз хотела подменить Юлю в больнице, но та категорически отказалась. Рыжик, как приклеенная, дневала и ночевала у Юрия, взяв на работе отпуск за свой счет. Лариса с Вассой медленно отходили от шока, вызванного этой страшной трагедией. Виделись они теперь гораздо реже: Лариска адаптировалась к новой обстановке. Васса ей сочувствовала — перспективы, конечно, блестящие, но коллективчик еще тот, уютное осиное гнездышко. Сергей был спокоен, не приставал с расспросами о самочувствии, не доставал советами. В «Икаре» они по-прежнему сплетничали про Арно, но уже с уважением: преподавателем он оказался неплохим. Его дельные замечания здорово помогали при вождении учебной «пятерки». Словом, жизнь шла своим чередом.

Утром одиннадцатого дня раздался телефонный звонок.

— Алло!

— Василиса, доброе утро! Это я.

— Здравствуй, Сережа!

— Ты сегодня свободна?

— Работаю.

— Когда сможешь освободиться?

— Надеюсь, часам к шести. Я сегодня на первой программе.

— Сможешь подъехать ко мне домой?

— А что случилось, Сережа? — испугалась она.

— Ничего страшного, — голос был абсолютно спокоен, — твой анализ готов. Но лучше, если ты придешь ко мне. Кофейку попьем, у меня торт вкусный.

— А почему не на работу?

— А тебе хочется туда?

Васса вспомнила народ у дверей длинного коридора и поежилась: нет, она совсем туда не хочет.

— Хорошо, Сережа, я приду. Во сколько?

— В шесть сможешь?

— Постараюсь. Если задержусь на полчасика — ничего?

— Ничего. Я буду ждать тебя дома.

— Сереж, — она постаралась придать голосу шутливую беспечность, — а я еще поживу?

— Мы погреем свои старые косточки на лавочке лет до девяноста, — весело пообещал он.

— Не обмани. Я — девушка доверчивая.

— Извини, Василиса, я должен идти. До встречи.

— Пока.

Она положила трубку. Голос спокойный, веселый даже. Но все-таки странно: если ничего страшного, разве нельзя об этом было сразу сказать? У двери с показным рвением залаял Бат, косясь на нее хитрым глазом: дескать, видишь, какой я защитник, не даром свой хлеб ем. Хозяйка взяла его на руки и поцеловала в черное пятнышко на лбу.

— Молодец! Грозный зверь, мощная охрана! Ладно, Батик, прорвемся, — успокоив себя и Бата, она помчалась на работу.

Ровно в шесть Васса нажимала кнопку звонка. Дверь распахнулась сразу, как будто хозяин ждал ее под дверью.

— Не успеваю открывать в тебе все новые достоинства, — доложил он с улыбкой, — заходи!

— Какое на этот раз?

— Точность и