удивляюсь. О, уже и стихами сдуру заговорила! — удивилась далекая от рифмоплетства. — Надо же, как в больнице время летит незаметно: только придешь — уже уходить пора. И Бат дома один. Прав был тогда Влад: клялась-божилась, что буду за щенком ухаживать, а сама забросила напрочь. Ладно, миленький, потерпи. Здесь тоже свои долги — хошь не хошь, а отдавать надо».

— Вот, держи, — Сергей протягивал ей на ладони ключ.

— Не поняла? Что это? (Точно, магнитная буря сегодня!) Зачем?

— Ты же сказала — мы друзья?

— Да, конечно.

— Ты хотела забрать меня из больницы, накормить бульоном, хлебом с маслом. Мне это не показалось?

— Нет, не показалось. — Она по-прежнему ничего не понимала.

— Вот я и прошу тебя о дружеской помощи. Отец мой сейчас болен, дед стар, друг работает, свитер в крови, холодильник пустой. Это — ключ от моей квартиры, это — адрес, это — деньги. И не вздумай отказываться, — строго предупредил он, заметив отрицательный жест при последнем слове, — я нагло хватаюсь за твое предложение и прошу тебя съездить ко мне домой, сварить курицу, забросить хлеб в хлебницу, молоко в холодильник, найти в шкафу свитер и вместе с собой привезти в больницу часам к двенадцати. Это возможно?

Серые глаза серьезно смотрели на нее из-за стекол очков. «А ведь мне всегда нравились «очкарики», — подумала «друг» и незаметно вздохнула. — Эх, обещания — глупость наша!»

— Договорились, Сереж. Я все сделаю. В двенадцать буду здесь. А сейчас побежала. А то дел много, а у меня еще конь не валялся.

— Конечно, иди. И спасибо тебе большое, — согласно кивнул Сергей. — А кстати, знаешь, откуда пошло выражение «конь не валялся»?

— Нет, — честно признался телевизионный «эрудит».

— Испокон веку на Руси строили церкви в местах с сильной положительной энергетикой. А конь валяется не просто в экологически чистых местах, это само собой, а там, где хорошая энергетика — «в добром месте», как раньше говорили. Наши предки знали об этом. И прежде чем строить церковь, запускали на это место коня. Если конь поваляется — приступали к строительству, если нет — за дело не брались. Иными словами, ничего не начинали делать, пока не поваляется конь. Отсюда и выражение «конь не валялся», — значит, и дела нет, даже трава не примята.

— Откуда ты это знаешь?

— Книжки иногда читаю. И не всегда по медицине, — улыбнулся в ответ доктор Яблоков.

На следующий день, ровно в двенадцать, из двери больничного лифта на пятом этаже вышла очаровательная молодая женщина. Легкий макияж подчеркивал серые глаза и выразительные губы, по плечам небрежно разметались темные волнистые пряди, в руках слегка покачивался небольшой чемодан, на лице играла победная улыбка человека, довольного итогом своей работы. Ни дать ни взять — счастливая отпускница, отправляющаяся на курорт. Вот только шишка побаливает, которую набил ей этот чертов чемодан, свалившийся на голову с профессорских антресолей.

— Здрасьте! — заглянула она в палату. — Михал Петрович, а Сергей далеко вышел, не знаете?

— Здравствуй, Василисушка! — ответил Петрович, отложив в сторону газету и опустив на нос очки. — За выпиской пошел. Просил передать, что через пару минут вернется. Забираешь?

— Ага! Забираю.

— Береги его, хороший он мужик. Настоящий.

— Само собой, — степенно согласилась она. — А вас скоро выпишут?

— А хрен его знает! Прости, милая. Молчат пока.

— Желаю быстрого выздоровления, Михал Петрович. И больше не болейте.

— Это уж как Бог рассудит. Болезни наши — за грехи наши, Василисушка.

— Вот уж вы-то совсем не похожи на грешника, улыбнулась Васса. — Просто за здоровьем следить нужно. И нервы беречь.

— Все мы грешим, милая, только вспоминаем об этом, когда сюда попадаем.

— Не расстраивайтесь, Михал Петрович, скоро и вас выпишут.

— Выписать-то выпишут, да только б не на тот свет, — вздохнул Петрович.

— А ты почему в дверях стоишь, Василиса?

— Ой, Сережа, а я тебя жду и с Михал Петровичем беседую. Вот чемодан — в нем все, что тебе нужно, надеюсь. Ты переодевайся, я в коридоре подожду. Счастливо вам, Михал Петрович, выздоравливайте!

— Спасибо, Василисушка, и ты не болей.

Через пять минут перед ней возник очень даже прилично одетый экс-больной. Свитер, который она отыскала в шкафу, был ему к лицу. В этой одежде даже бледность из больничной превратилась в томную.

— Молодец, — одобрила она, — хорошо выглядишь!

— А ты сегодня — просто красавица! — не остался в долгу «молодец». И улыбнулся. — Только я с этим чемоданом раньше в отпуск ездил.

— Но с ним же и возвращался! — отрезала Васса, сделав вид, что не заметила улыбку. — Вот и сейчас домой возвращаешься. Зато в него все влезло, даже куртка.

Через сорок минут они входили в сияющую чистотой небольшую двухкомнатную квартиру. На столе стояла ваза с белой гвоздикой. Вкусно пахло курицей и пирожками.

— Ох, Василиса, — застонал хозяин, — как же тебе подходит это имя! Ты действительно и прекрасная, и премудрая, и волшебная!

— Льстец! — хмыкнула «волшебная». — Обувь сними. Слушай меня внимательно: на плите — суп и курица, на столе — пирожки с капустой, в хлебнице — хлеб, в холодильнике — масло и молоко. Ешь, отдыхай, набирайся сил. А я побежала. Прохлаждаться некогда. Я, между прочим, свое вихлянье по планете начала сегодня в шесть утра, а дел еще — невпроворот.

— Василиса, не нагружай планету, прерви «свое вихлянье». Передохни. Полчаса не изменят кардинально твои планы, не перевернут судьбу. Пожалуйста, не уходи. Выпей ¡со мной кофе. Выкури сигарету. Отдышись.

— Я не лошадь на скачках — отдышиваться нет надобности! — сказала, как отрубила.

— Как вы сказали, уважаемый редактор? — невинно поинтересовался гостеприимный хозяин.

Непреклонная гостья чуть смутилась.

— Отдышаться, — неуверенно предположила.

— Не годится, — профессор не шел на уступку. — В этом контексте не пойдет! Не хитри. Давай договоримся: правильное слово подберешь — уйдешь сейчас, нет — после кофе.

— Это нечестно! — возмутилась Васса. — Ты же знаешь: несовершенного вида этот глагол не имеет. Сказал бы лучше сразу: попей со мной кофе. Ане шантажировал.

— Василиса, — рассмеялся Сергей, — да я уже полчаса твержу именно эту фразу!

— Не преувеличивай, пожалуйста, — буркнула она, снимая пальто, — мы всего минут пять как пререкаемся. Ладно уж, мойте руки, экс-больной. Покормлю вас напоследок. И то правда: слова на хлеб не намажешь.

— Я же говорю: Василиса Премудрая! — обрадовался экс-больной и послушно отправился в ванную.

* * *

Стол накрыл все ж таки он. И очень неплохо, надо признать. Вышитая льняная скатерть, красивые тарелки, супница, столовые приборы, как и положено: справа — нож, лезвием к тарелке, и ложка, слева — вилка.

— А это зачем? — спросила Васса, указывая на пузатенькие рюмки.