— Не исчезну.

— Хорошо. И, Нин... — Он будто набрал в легкие побольше воздуха, но так и не смог ничего сказать. Впрочем, неозвученные слова и так висели в воздухе.

— Я прощаю тебя, — тихо сказала я.

Огонь кивнул, встал, чересчур, пожалуй, порывисто, отошел к окну.

А я невольно улыбнулась. Старый добрый Дин-гэ, которому проще броситься в смертельный бой, чем сказать одно простое слово. Какой теперь смысл мучить его, заставляя выдавливать то, что застревает в глотке? Мы все наворотили дел и все, надеюсь, искупили свои грехи. Пусть все идет как идет.

К тому же главное в его жизни извинение ему еще предстоит, если он, конечно, не струсит.

— Что с Лу?

Он вздрогнул, как от удара.

— А что с Лу?

— Когда ты планируешь поехать и поговорить с ней?

Он молчал так долго, что я уж было решила, что разговор закрыт. А потом он вдруг резко развернулся:

— Ну и зачем мне с ней говорить? Чтобы снова прийти и испортить ей жизнь? Помнишь год, когда мы познакомились? Вся ее родня, кроме Роя, меня поганой метлой от дома гоняла, крича, что нечего всяким бродягам вокруг княжен ошиваться. И ведь правы были, я все испортил.

— Испортил, — не стала я спорить. — И продолжаешь портить, вместо того чтобы все исправить. Я не знаю, как она отнесется к твоему появлению. И ты не знаешь. Даже она сама не знает, пока это не произойдет. Но вот что все мы знаем наверняка: если ты не пойдешь к ней, ни у кого из вас однозначно не будет шанса на это счастье.

— Она еще найдет себе нормального жениха, — хмуро бросил Огонь. — А мне за невест — работа и бутылка.

— Бутылка, скорее, за жениха, если разозлить нужных людей, — машинально пошутила я. И, осознав, что это сейчас не слишком уместно, быстро добавила: — У нее было двадцать лет, чтобы найти себе мужа. Она красива, богата, умна и хорошо воспитанна. Но чего-то же она ждала все эти годы? Ну же. Дин-гэ, которого я знала, никогда не был трусом. Не позволь этому страху лишить вас друг друга.

На это наглое заявление Юндин ответил предсказуемым рыком. С ума сойти, все действительно вернулось на круги своя… выбесить двоих моих названых братьев в течение пяти минут разговора — что может быть привычнее?

Увернуться от подушки, летящей в голову. Кинуть еще одну в ответ. И через пять минут превратить аккуратную спальню в бешеный курятник, устланный пухом и перьями из лопнувших наволочек.

Дождь и Камень появились в дверях почти одновременно. И их взгляды оказались красноречивее слов.

«Опять?!»

Как когда-то давно, в академии. Когда мы с Дин-гэ превращали общую спальню в поле боя.

Что может быть лучше?

Разве что появившийся с подносом зелий Ян и моментально сбежавший при появлении зрителей Огонь, одаривший меня напоследок таким возмущенным взглядом, что стало понятно: он меня услышал.

Ильян

Лучшее время моей жизни закончилось слишком быстро. Радовало одно: скоро оно снова будет принадлежать мне — Нин-джэ поправится, и мы уедем. Будем путешествовать только вдвоем. Будем… черт побери, будем снова сходить с ума от близости, и никто нам не помешает.

А пока на внимание моей Нин слишком много претендентов. И я вынужден с этим мириться. Еще и свалить из комнаты от греха подальше, пока эти названые братья вместе и по очереди приседают на уши моей женщине.

Попытки уединиться закончились бездарно. По всем комнатам сновали стражники, гости, хозяева дома и слуги, а когда я, зверея от обилия двуногих, забрался по привычке на чердак, выяснилось, что и он возмутительно занят.

— Вали отсюда. — Огонь встретил меня со свойственным ему дружелюбием. — Теперь это мое место человеконенавидения.

— Я его первым приметил. — С удивлением осознав, что его общество все же немного предпочтительнее толпы внизу, я лениво дошел до относительно невысокой балки и ловко запрыгнул на нее. Устроился поудобнее, болтая в воздухе ногой, прищурился, сверху вниз глядя на пристроившегося на пыльном полу недруга.

Тот недобро зыркнул, но уйти не попытался.

— Ты-то чего прячешься? Ты же вроде как уже свое от Нин получил, можешь больше не жаться по темным углам. Или все еще боишься огрести повторно, попавшись под руку?

— А ты от кого не желаешь получить, что здесь закрылся? — ехидно полюбопытствовал я. И невольно потер шею, будто и правда получил по ней не только фигурально.

— Твое какое горе? — Он машинально поднес к губам бутылку. Поморщился, отставил. Снова потянулся и вновь не донес до рта.

Наблюдать за его метаниями было забавно, особенно после всего. Даже, пожалуй, забавнее, чем было просто насадить тогда на нож.

Тем более что причина метаний была ясна, Нин поведала мне о его некогда разорванной помолвке. И о том, что княжеская сестра, от которой он в свое время сбежал, как раз вот-вот вернется в поместье.

Мысль о том, что его душевные муки чем-то напоминают мои собственные, отдавалась чистейшим теплом неподдельного злорадства. Вот только насмехаться отчего-то совсем не тянуло.

Даже не потому, что мне самому хорошенько так оборвали хвост за трусость и глупые попытки сбежать, это как раз всегда было поводом укусить ближнего побольнее, чтобы не страдать одному.

Просто азарт честного боя с этим мерзавцем горячил кровь, вызывая... да, пожалуй, почти что симпатию. Он в своей неприязни не заносился и не считал себя лучше меня, просто честно ненавидел и получал в ответ то же чувство. Это было по-новому приятно.

— Да у меня-то горя нет. — Я пожал плечами и, вспомнив забавный трюк, которым Нин в свое время изводила меня, щелкнул пальцами.

Так и нетронутая бутылка у него под рукой с тихим хлопком взорвалась, осыпавшись мелкой пылью в замерзшую на ходу лужу вина.

— Ну и какого?

— Ты все равно его пить не собирался, а то ведь князюшка по головке не погладит. — Я ехидно улыбнулся. На днях мне довелось стать свидетелем прелестной картины, как Ла Риду с навыком заправской мамаши отчитывал товарища, так что глумиться по этому поводу я планировал как минимум ближайшую вечность.

— Послушай, ты... — С пальцев его сорвался сноп искр, и Огонь попытался подняться,