Я даже не счел нужным отвечать. Если Нин-джэ не придет на зов, я просто пойду за ней прямо отсюда. Сдохну, сидя у ее тела, — так и что? Будет правильнее всего.

Но тот, который снаружи, на отставал. Теребил, говорил. Не прерывая поток заклинания, я хмыкнул и нарочно нырнул еще глубже во тьму. Нин! Где ты?! Ну же… ну же, вернись… или укажи мне путь, я тебя сам найду!

Кто-то закричал, а я почувствовал, что по лицу потекло горячее. Кровь? Из глаз и носа? Пусть!

— Дурак! — Тьма всколыхнулась и клубами дыма полетела мне навстречу, отвесила звонкую оплеуху. — Опять? Сколько раз тебя учить, придурок? Пошел отсюда! Бегом! Я следом приду, слышишь? Все, все, дозвался. Давай, проваливай обратно в себя!

Даже не помню, как я оказался на полу, кашляя и пытаясь проморгаться. В груди жгло, голова раскалывалась от боли. Рядом сидел Огонь и ругался таким отборным матом, что впору заслушаться. Но я не слушал. Разлепил веки пальцами и вытаращился на стену, из которой валил темный туман, а потом вышла тень с черными крыльями.

Тень несла что-то… кого-то на руках. Она подошла к каменному постаменту, на котором лежали прежнее тело Нин-джэ и то, которое привез Камень. Положила свою призрачную ношу внутрь чужого тела, бережно поправив голову принесенной девушки и сложив ее руки на груди.

Я снова проморгался и едва не заорал.

Нин-джэ выглядела совсем как прежде, до своей первой смерти. Просто сквозь нее просвечивали неровные камни стен.

Нин что-то сказала, но мы ее не услышали. Она быстро это поняла и недовольно скривилась, осмотрев всех по очереди — в подвале теперь столпились все, кого я тут видеть не хотел: Огонь, Дождь, вернувшиеся Камень и поганый Ветер.

— Не сиди, завершай ритуал, — пнул меня в бок вспыльчивый дружок Нин-джэ. — Ну?!

Как во сне я поднялся на ноги, победил звон в ушах и трясучку в руках. Надо было внимательно следить за тем, чтобы магические знаки вокруг каменного ложа выстраивались в правильном порядке, начертанные моей же кровью прямо в воздухе.

Они вспыхивали один за другим, я сосредоточенно вливал остатки сил в ритуал, а тень над прежним телом Нин-Джэ медленно таяла. И я силой заставлял себя верить: так и должно быть! Так правильно!

Первой дернулась и закашлялась, словно утопленница, вытащенная на берег, та самая девчонка, чье тело позаимствовал ритуал в прошлый раз. Она извивалась и выплевывала легкие на пол, а я боялся одного: спихнет же Нин с камня!

Бояться того, что боль моя не оживет, я себе запретил.

Момент первого вздоха я пропустил. Дурак! Как умудрился? Опомнился, только когда эти «братья» дружно рванули к скорчившемуся от боли телу. Нин сама спихнула с камня другую девчонку и мучительно закричала. Но крик был коротким, я даже не успел расшвырять всех к чертовой матери и прорваться к ней. Меня схватил Огонь, выворачивая руки за спину.

— Стой, скотина! Она ранена, не мешай им помочь! — проорал он мне прямо в ухо. Кто бы говорил! Кто бы обзывался, мать его! Ранена… а кем?! Твоим огненным копьем, с-с-с…ка!

Дождь тем временем наложил на скрюченное тело большой талисман исцеления. Ого! Эта штука стоит как половина княжества. И князья не пожалели опустошить сокровищницы ради Нин-джэ? Ну ладно, что-то можно и простить им за такую щедрость. Капельку долга. Маленькую.

Время тянулось бесконечно. Дождь занимался Нин-джэ, Огонь, хотя и не держал меня больше и рук не выворачивал, ближе подобраться все равно не позволял, грубо заявив, что от моего не вовремя сунутого в рану носа лучше никому не станет.

Камень что-то там делал с упавшей на пол другой девчонкой, до которой мне, если честно, не было никакого дела. Удивительно уже то, что она жива. Что Нин-джэ где-то там, в неведомом, нашла ее душу и притащила обратно в этот мир вместе с телом. Хотя чему удивляться-то? Моя боль всегда думает о других больше, чем о себе. Взять чужое тело, попользоваться и выкинуть — это не про нее.

За это и люблю. При том, что бесит меня стремление всем вокруг помочь до мурашек в глазах.

Сам не понял, как все мы оказались уже не в подвале, а в отдельных спальнях наверху. Девчонку унесли в другую комнату, ею занимались слуги и приглашенный личный лекарь князя. А мы все так и теснились вокруг кровати, куда уложили Нин-джэ.

После применения талисмана стоимостью в половину княжества от сквозной раны на ее теле остался только тонкий бледный шрам. Я ловил себя на желании прижаться к нему губами, чтобы все сразу: проверить его реальность, убедиться, что под бледной кожей бьется жизнь, закрыть свою женщину от чужих взоров, наконец!

Но дикое чувство собственника пришлось держать в узде. Я накосорезил с ним за компанию так, что кое-кому пришлось умереть дважды. Эти четверо имели право на Нин. Придется смириться с этим.

А вот я сам… уже ни в чем не уверен. Когда страх ее смерти отошел на второй план, в голову полезли мерзкие мысли. Надорвался, что ли? Усталость навалилась душным монстром, впилась прямо в душу. Двадцать лет я не позволял себе сомневаться. Двадцать лет пер в гору не останавливаясь. Вот она, вершина. Влез, смог. И вдруг сорвался вниз, куда-то в пучину липкой неуверенности.

Снова все сделал неправильно. Даже когда хотел просто умереть, чтобы она жила! От меня один вред. Как я могу на что-то рассчитывать? Может, лучше исчезнуть, чтобы не навредить еще больше? Просто… просто подарить моей Нин-джэ свободу от меня. Разве это не лучшее, что я могу для нее сделать?

Глава 66

Ли Нин

Что это было? Как это было? Память милосердно скрыла последние секунды моей второй жизни почти непрозрачной темной пеленой, сквозь которую время от времени пытались пробиться то чьи-то окровавленные руки, то огненный шар, летящий мне прямо в лицо.

Знаю одно. Я справилась. Сгорела, выжгла свой и даже чужой дар дотла. Уничтожила саму плесень — до последней споры. И отдала груз ответственности, переложила его на чужие плечи. Сам хотел? Получай. Заодно узнаешь, что, когда две силы, образующие мир, соединяются в одно, не ты владеешь ими — они владеют тобой.

Бывшему магистру ордена Жизни предстоит скитаться по миру, помогать людям, исправляя искажения. Потому