наводнениями добавлялась установленная мощность в 22 миллиарда ватт (вдесятеро больше, чем у плотины Гувера) и транспортные шлюзы, обеспечивающие постоянный поток грузов к водохранилищу. Сооружение стало таким же поразительным проектом – одновременно средством для защиты людей, для преобразования ландшафта и для создания экономической ценности, – как те, что создавались на западе США или в долине Теннесси столетием раньше. Политические последствия этой реализованной мечты Сунь Ятсена еще предстоит полностью понять. Хотя техническое вмешательство в природу оказалось успешным, оно стало возможным благодаря политической архитектуре, находившейся в неустойчивом равновесии между республиканскими принципами и авторитарными привычками. В конце концов, плотина «Три ущелья» добилась успеха, потому что компания, ответственная за ее создание, получила полномочия министерства центрального правительства.

И точно так же, как Соединенные Штаты экспортировали свой подход к водной безопасности по всему миру с помощью трумэновской стратегии «четвертого пункта», Китай был готов делиться с миром своим опытом, технологиями и финансами. Плотина «Три ущелья» вселила в китайское правительство огромную уверенность в способностях реализовать самый трудный проект, и пришло время реализовать эту уверенность. Пережив азиатский финансовый кризис 1990-х годов, Китай накапливал сбережения. Какое-то время эти сбережения в основном инвестировались в казначейские облигации США, но, поскольку в начале нового тысячелетия показатели западной экономики отставали, Китай начал искать другие способы вложения своих денег. Он был готов действовать на реках мира.

ПОРОХОВАЯ БОЧКА НА КРЫШЕ МИРА

Китай инвестировал повсюду. Отчасти причины этого были геополитическими. В отличие от Соединенных Штатов, у Китая есть общая сухопутная граница с серьезными соседями, что значительно осложняет проблему территориальной безопасности. История водного развития Китая в XXI веке – не просто возможность проецировать силу за границу. Она также неразрывно связана с собственной внутренней безопасностью.

Большая часть поставок нефти и газа поступает в Китай с Ближнего Востока через порты Тихого океана; при этом судам нужно проходить Малаккский пролив. Этот пролив – узкий проход между Малайзией и индонезийским островом Суматра, и он – как минимум в принципе – уязвим. Если нарушить этот морской путь, торговые связи между Тихим и Индийским океанами разорвутся, и Китай будет отрезан от Ближнего Востока и не сможет удовлетворять свои потребности в топливе.

Альтернатива – транспортировка по суше через Пакистан: этот маршрут должен связать порт Гвадар на западном побережье Пакистана с городом Кашгар в Синьцзян-Уйгурском автономном районе в северо-западной части Китая. Этот важнейший коридор безопасности стал частью сделки, заключенной двумя странами.

Китай предоставляет финансирование и техническую помощь для развития инфраструктуры под эгидой Китайско-пакистанского экономического коридора: он уже вложил средства в порт Гвадар. Неотъемлемым компонентом инвестиций должна стать гидроэнергетика, поскольку занимавшаяся плотиной «Три ущелья» компания Three Gorges Dam Company активно работает на притоках Инда, например Джеламе.

Пакистан рассматривал этот проект как программу развития. Однако за пределами страны (в частности, в Индии и США) его считают геополитической игрой, где Китай стремится расширить сферу своего влияния. И опасной угрозой. Единственный возможный путь этого коридора лежит через Джамму и Кашмир. Дэвид Лилиенталь несколько десятилетий назад обращал внимание на опасность этой территории, притулившейся в Гималаях. Бывшее княжество стало не только краеугольным камнем в отношениях Индии и Пакистана, но очутилось в центре интересов Китая. Неудивительно, что президент США Билл Клинтон однажды назвал его «самым опасным местом в мире».

Напряженность в отношении экономического развития отразилась на гидроэнергетике. Река Нилум, протекающая в Джамму и Кашмире, впадает в Джелам – приток Инда. Нилум течет значительно выше Джелама, и поэтому плотина на Нилуме могла бы отводить воду в Джелам через туннель, генерируя при этом значительное количество электроэнергии. Так называемая Линия контроля между Индией и Пакистаном – линия прекращения огня, проведенная в конце первой индо-пакистанской войны в 1949 году – пересекала обе реки: Нилум и Джелам начинаются внутри индийской части штата Джамму и Кашмир, пересекают линию контроля и соединяются на пакистанской части территории. Любая из стран могла воспользоваться этой своеобразной гидрологической ситуацией, но не обе одновременно. Природа устроила идеальную игру с нулевой суммой, бросив вызов Договору о водах Инда.

Первым оказался Пакистан: он начал рассматривать схему Нилум – Джелам в конце 1980-х. Строительство огромной плотины на миллиард ватт предполагалось начать в 2002 году, а закончить в 2008-м. Однако проект сопровождался проблемами и задержками, в частности кашмирским землетрясением 2005 года, из-за чего пришлось разрабатывать все заново. Около 2008 года в дело вступил Китай, оказавший финансовую и техническую помощь. К 2011 году страна создала инвестиционную холдинговую компанию CSAIL с филиалом в Исламабаде, чтобы приобретать, разрабатывать, владеть, строить и эксплуатировать системы электроснабжения, в частности гидроэнергетические.

Тем временем Индия планировала построить еще больше плотин выше по течению. Одной из них была Кишанганга – электростанция мощностью 330 мегаватт, работающая по тому же принципу, что и схема Нилум – Джелам, но выше по течению по сравнению с пакистанской. Индийцы были быстрее.

После ввода Кишанганги в строй министерство иностранных дел Пакистана заявило: «Запуск проекта без разрешения споров равносилен нарушению Договора о водах Инда». Правительство Пакистана инициировало судебные рассмотрения, пытаясь привлечь Индию к арбитражному суду – на основании одного из положений договора, предусматривавшего, что Индия не станет создавать схемы, которые будут мешать «существующему использованию» в Пакистане. В конце концов в Кишанганге появились изменения, но запущены оба проекта, и взаимодействие между ними пока неясно. Благодаря своим государственным предприятиям Китай оказался в центре спора между воюющими соседями, и это имело жизненно важные последствия для обеих стран.

Водная география Китая затрудняет разделение водных инвестиций между безопасностью и экономическим развитием. Примером тому является Меконг, некогда находившийся в центре американских интересов. Эта река начинается в Китае, где носит название Ланьцан. Китай не включили в состав Комиссии по реке Меконг: тогда еще никто не предполагал, что он станет сильнейшей региональной державой. Теперь же Китай запланировал соорудить на реке двадцать три крупные плотины, начиная с верховьев в Тибете и в провинции Юньнань – прежде чем она уйдет в Мьянму и Лаос. Каскад ГЭС превращал Ланьцан в одну из величайших гидроэнергетических систем мира с установленной мощностью в 30 гигаватт от крупных гидроэлектростанций и еще больше от 800 мелких плотин, предусмотренных для притоков.

Некоторые из этих гидроэлектростанций обладают исполинскими водохранилищами. Водоемы плотин Сяовань и Ночжаду вместе превышают по объему водохранилище Мид у плотины Гувера. Этих типов гидроузлов достаточно, чтобы регулировать поток реки между сезонами и (по крайней мере, в принципе) вмешиваться в сезонный поток ниже по течению, который питает самый крупный рыболовный водоем в мире. После создания такой инфраструктуры Китай теоретически владеет водопроводным краном Меконга.

Китайцы заявляют, что такое освоение реки – исключительно внутренняя стратегия развития, что речь идет об индустриализации экономики провинции Юньнань. Они указывают, что производимая энергия является возобновляемой, и поэтому такие инвестиции не