в развитых странах способствовало повышению осведомленности о сложности экологических систем и их ценности для человечества, однако не считало, что для управления общественным достоянием необходимо республиканское устройство, предпочитая нравственное воспитание отдельного человека, а не политическое управление. Слишком часто государство представлялось частью проблемы, а не ее решением. Если когда-то инженеров великих проектов превозносили как героев современного мира, то теперь считали, что они оставляют за собой разрушенную среду. Крупные водные проекты и масштабные государственные инвестиции определенно вышли из моды.

Однако на этом история воды не закончилась. Все еще был активен базовый вековечный процесс действия и противодействия, приспосабливания институтов. Роль территориального государства как средства коллективной власти по-прежнему оставалась основной. Просто взаимодействие между обществом и водой переместилось в другое пространство, большей частью скрытое из вида.

IV. Финал

Глава 20. Мир дефицита

НАСЕР И ПРОЕКТ АЛЬФА

К 1970-м годам развитие водной инфраструктуры, казалось, достигло своего пика. Богатые страны освоили большую часть того, что могли. Бедные народы по-прежнему не могли себе этого позволить. Упадок гидроэнергетики как основной энергетической технологии мог создать впечатление, что эпоха водного государства, наконец, подошла к концу. Гидроэнергетика сопровождала подъем современного индустриального государства и способствовала успеху западной республики. Однако проект высоких технологий, успешный для богатых, оказался слишком дорогим для всех остальных.

В действительности фокус борьбы общества с водой сместился. Если в первой половине XX века основным связующим звеном между водой и обществом были гидроэнергетика и многоцелевые плотины, то во второй половине столетия внимание перешло на другую область, связанную с энергетикой, – нефть. И если до сих пор основной политической сферой воды было строительство нации, то теперь она твердо перешла на территорию геополитики; двигателем стала конкуренция за региональные и мировые рынки. Со временем центр этой конкуренции также переместился на восток. Чтобы реконструировать этот сдвиг и его последствия, необходимо вернуться на Ближний Восток и, в частности, к Нилу.

После Второй мировой войны недовольство сельского населения Египта превратилось в источник политической энергии. Революцию подпитывали постоянная бедность феллахов (египетских крестьян) и абсурдная концентрация богатства в руках класса пашей, бывшей военной и гражданской элиты Османской империи. Катастрофический арабо-израильский конфликт 1948 года ускорил радикальные изменения. Король Фарук потерял контроль над страной, и в июле 1952 года Движение свободных офицеров устроило переворот. Король отрекся от престола, и к власти пришел новый военный режим во главе с генералом Нагибом. Но было ясно, что настоящим лидером является Гамаль Абдер Насер, 34-летний полковник, который вскоре покажет миру, насколько харизма может изменить регион.

Египет был необычной страной, находящейся на пересечении мусульманского, арабского и африканского регионов. Насер стал выдающимся панарабским лидером. Он полагал, что поражение от Израиля в 1948 году произошло из-за разделенности арабов. Прежде всего Насер стремился противостоять британскому империализму. Он предпочел лавировать между США и СССР, втянутыми в холодную войну, чтобы добиваться концессий и помощи.

Однако перед Насером стояла принципиальная проблема. С учетом роста населения Египта требовалось резко повысить продуктивность сельского хозяйства. Во время Второй мировой войны, когда блокады мешали импорту удобрений, была подорвана самая важная статья экспорта страны – хлопковая промышленность. Если страна собиралась модернизировать свое сельское хозяйство, ее нужно было индустриализировать, развивать собственное производство удобрений. Для этого, разумеется, требовалась электрификация. Для Египта это означало воду.

Проблема была не совсем новой. С 1930-х годов предприниматели предлагали использовать для химической промышленности потенциал Асуанской нижней дамбы. Эту идею даже включили в первый пятилетний план в 1943 году. Однако масштабы амбиций Насера намного превышали то, что мог бы дать принцип невмешательства laissez-faire. Ататюрк в Турции показал Ближнему Востоку, как может выглядеть индустриализация под руководством государства. Насер взял пример и ухватился за идею, которая уже столько времени циркулировала в стране.

В 1947 году Адриен Данинос, инженер греко-египетского происхождения, работавший в министерстве общественных работ, предложил смелый проект: почему бы вместо того, чтобы возводить вдоль Нила множество небольших водохранилищ и дамб, не построить одну огромную новую плотину примерно в четырех километрах к югу от старой? Идея возникла не из воздуха.

Данинос был одним из тех иностранных специалистов, что посещали Администрацию долины Теннесси Лилиенталя и уходили преображенными. Высотная Асуанская плотина представляла собой шаг сразу в двух направлениях. Во-первых, это был решительный поворот в сторону речного национализма: в отличие от предыдущего проекта экваториального Нила эта плотина давала стране полностью внутреннее хранилище воды на несколько лет. Во-вторых, это был шаг в сторону экономического освоения водных ресурсов. Классические идеалы TVA.

Насер понял, что этот проект станет основой его плана развития. Чтобы обеспечить мир в регионе, британские и американские дипломаты хотели предложить новому лидеру то, что может отвлечь его от СССР. Это не могла быть военная помощь (пришлось бы решать арабо-израильскую проблему), однако Насер знал, что просить, он хотел финансирование для Асуана. В стране это именовалось Проектом Альфа.

ФИНАНСИРОВАНИЕ ПЛОТИНЫ

История с западным финансированием Асуанской плотины, безусловно, является одним из самых вопиющих примеров просчета в современной дипломатии. Она полна недоразумений и оплошностей.

Правительство Насера прежде всего беспокоили вечные имперские устремления британцев получить власть над Нилом – через контроль над Суэцким каналом и над государствами выше по течению реки. Чтобы противостоять британцам, Насер гораздо больше хотел американской поддержки, нежели помощи от СССР.

США вполне легко могли вовлечь страну в сферу своего влияния, однако Эйзенхауэр отказался общаться с британцами от имени Египта. Кроме того, проект вызвал существенное противодействие в самих Соединенных Штатах. Американцы опасались, что такая плотина испортит отношения с другими арабскими странами, особенно теми, что входят в поддерживаемую Соединенными Штатами Организацию центрального договора (Багдадский пакт) – региональный оборонный союз для сдерживания СССР, подобный НАТО или СЕАТО. Ощущение отсутствия серьезной вовлеченности американцев подтолкнуло Насера к более радикальным действиям. Недоверие дошло до апогея в 1955 году, когда он закупил оружие в Чехословакии и признал Китай.

Возмущенный поведением Насера, Джон Фостер Даллес, государственный секретарь в правительстве Эйзенхауэра, продлил переговоры по кредитному договору для Асуана, чтобы получить от Египта как можно больше. В этот момент СССР объявил, что готов помочь Египту. Появление на сцене Советского Союза стало последней каплей. Поддержка Конгресса испарилась, и финансирование рухнуло. Поскольку Соединенные Штаты отказались поддержать проект, в миг необъяснимой покровительственной говорливости Даллес сказал своим египетским коллегам: «Египту пока следует довольствоваться менее монументальными проектами, нежели Асуанская плотина». Насер немедленно заключил сделку с Советским Союзом.

Советская поддержка все равно не покрывала всех расходов, и Насер нуждался в дополнительных поступлениях. Кроме того, Насер не желал становиться советской пешкой в шахматной партии холодной войны между СССР и США. Отчасти под влиянием советского