столкнула Китай с США, а поддержка Америкой Тайваня и торговое эмбарго против Китая – все свидетельствовало об антагонизме. Мао не мог выступать против Соединенных Штатов и предпочел зафиксировать конкуренцию со второй капиталистической экономикой мира – Великобританией, заявив, что Китай через пятнадцать лет превзойдет Британию.

Большой скачок должен был восстановить величие Китая на мировой арене, сильно пошатнувшееся после «опиумных войн», развязанных британцами в XIX столетии, и последующих неудач республиканской революции и националистических правительств. И точно так же, как в СССР важнейшим экономическим показателем в глазах коммунистов был объем производства, Китай должен был превзойти Великобританию в выплавке стали. План Мао по индустриализации страны следовал советскому рецепту: начать с тяжелой промышленности. Индустриализация в Китае к тому моменту уже шла: первый пятилетний план 1953–1957 годов уже способствовал развитию тяжелой промышленности, чему помогли советские инвестиции. Однако до принятия решения о Большом скачке планы по производству стали оставались относительно скромными. В 1957 году Китай выплавил немногим более миллиона тонн. Мао призвал к новой цели – производить к 1962 году тридцать миллионов тонн.

Китайский лидер столкнулся с проблемой. Откуда взять деньги для инвестиций в оборудование, рабочую силу, промышленность и энергию, необходимые для производства этой стали? СССР немного помог с финансами, но он не мог обеспечить индустриализацию всего Китая. После 1956 года в стране не осталось частного сектора, который мог бы получить доступ к рынкам капитала. Внешняя торговля также была весьма ограниченной. Единственный оставшийся вариант – тот, к которому Китай прибегал всегда: сельское хозяйство.

Если расширить сельскохозяйственное производство, то налогообложение могло бы дать необходимый источник дохода. Разумеется, здесь имелась проблема: на тот момент сельское хозяйство в Китае было в основном натуральным. Этот сектор едва ли мог производить излишки, необходимые для поддержки индустриализации. Размеры реквизиций зерна, которые и без того были высокими и, как правило, определяемыми без учета того, что требовалось крестьянам для выживания, достигали абсурдных величин. Лозунгом Большого скачка было «Больше, лучше, дешевле». Поставленная задача – собрать примерно 400 миллионов тонн зерна в год. Следствием такого абсурдного ожидания стали трагические провалы всей кампании.

Американский опыт (наряду с опытом Индии и многих других стран) вроде бы показывал, что самым важным способом быстрого и решительного повышения продуктивности сельского хозяйства являются инвестиции в ирригационную инфраструктуру. Водная инфраструктура во многом была решением. Стремление к водным проектам оказалось таким серьезным, что стало основной причиной утечки рабочей силы с ферм. Оценивается, что в период с 1957 по 1959 год в рытье каналов и на других ирригационных проектах задействовали сто миллионов крестьян. Утечка рабочей силы с ферм означала, что некому стало собирать выросший урожай, и он остался гнить. К началу 1958 года каждый шестой человек копал землю в целях изменения ландшафта. За этот год переместили 600 миллионов кубометров горных пород и почвы.

Такие усилия оборачивались колоссальными человеческими потерями. По одной из оценок, на каждые 50 000 гектаров орошаемых земель приходится сто человеческих жизней. Несмотря на все свидетельства, что политика Большого скачка не сработала, Мао не сдавал позиции; критика лишь укрепляла его. Методы реализации через провинциальные власти варьировались, однако рвение множества людей, желавших угодить Мао или опасавшихся наказания, гарантировало, что все негативные последствия, вызванные проектами, достанутся на долю местного населения, а количество плохих новостей для центра будет невелико. Производство скорее сократилось, а не увеличилось: на 15 % в 1959 году и на столько же в последующие два года. Это стало катастрофой для и без того уязвимой системы. Последовал голод.

Большой скачок оказался настоящим бедствием, приведшим к гибели примерно 25–30 миллионов человек. Не все это было делом рук Мао. Из-за плохого состояния сельскохозяйственной инфраструктуры и плохих методов несоразмерно сильное влияние на стабильность экономики могли оказать также и природные явления – наводнения и засухи. В 1960 и 1961 годах как минимум часть спада можно было приписать погоде, но это вовсе не означало, что человеческий фактор не имел значения. Маловероятно, что Мао в полной мере осознавал масштабы происходящего, и действительно, как только размер катастрофы стал ясен, кампания Большого скачка, наконец, подошла к концу. И все же наследие вождя имело большой вес.

Неудачная попытка Мао стала всего лишь очередным свидетельством, что основанный на инфраструктуре рост не может в действительности оправдать возложенные на него надежды – по крайней мере без соизмеримых усилий в сфере базовой политической архитектуры: водная архитектура – это не технология, это выражение власти. Непонимание этого привело к серьезным последствиям.

Неспособность Китая успеть на поезд развития привела к тому, что его исключили из участия в региональных процессах сотрудничества, организованных на последнем издыхании современных представлений о воде. К концу 1960-х годов условия для американского персонала в Камбодже, Лаосе и Вьетнаме стали невозможными. Когда президентом избрали Ричарда Никсона, он настаивал на уходе из региона. Идея комплексного освоения бассейна отступила к Меконгу, и руководство окончательно перешло к Всемирному банку и агентствам ООН. Комиссия по реке Меконг существует и по сей день, но, хотя она и занимается вопросами технического сотрудничества между государствами в нижнем течении реки, она больше не предоставляет основанных на инфраструктуре комплексных планов, которые некогда лежали в основе первых попыток. Сейчас, конечно, условия резко изменились. Ведь в то время никто не мог предсказать, что геополитика региона может измениться так резко, как это произошло, когда Китай наконец добился своего.

ЭФИОПСКИЙ ГОЛОД

Первоначальный энтузиазм в отношении водно-ориентированного пути развития стал таять и среди недавних адептов. Эфиопия была первой африканской страной, которая модернизировала водоснабжение. При освоении водных ресурсов страны американцы больше интересовались не Авашем, а Голубым Нилом – отчасти потому, что это давало рычаги воздействия на расположенный ниже по течению Египет, который являлся центром противоречий во время холодной войны. Египет начал обдумывать строительство Асуанской плотины в 1950-х годах, не консультируясь с Эфиопией, что крайне раздражало правительство Селассие. После египетской революции полковник Насер лавировал между американскими и советскими интересами в надежде получить финансирование для проекта. В свою очередь, Советский Союз считал Африканский Рог и Египет важными объектами своего влияния – в частности, из-за близости к Суэцкому каналу. Изучение потенциальных возможностей Голубого Нила было завуалированной американской угрозой Египту, что кран можно перекрыть.

Специалисты Управления мелиорации увидели еще один прекрасный шанс для водно-ориентированных индустриализации и развития. В 1964 году они представили экстраординарный план: в общей сложности 33 проекта, более или менее равномерно разделенные гидроэнергетическими, ирригационными и многоцелевыми программами, должны были собирать 120 миллиардов кубометров воды, выдавая 7 гигаватт электроэнергии и орошая полмиллиона гектаров земли. Однако к тому времени поменялась геополитическая ситуация.

Эфиопских чиновников больше интересовали отдельные проекты, усиливавшие их влияние на определенные группы населения, нежели какой-то комплексный план; они помнили, что