с доходами в долларах сильно пострадали от обесценивания американской валюты. Появился стимул для картельного поведения: производителям нефти захотелось искусственно сократить предложение, чтобы цена на нефть поднялась, а прибыли восстановились. Именно это произошло во время второго акта арабо-израильского конфликта.

После смерти Насера в 1970 году к власти пришел Анвар Садат. Вместе с арабскими союзниками в 1973 году он вел против Израиля Войну Судного дня. Чтобы попробовать изолировать своего противника, Организация арабских стран – экспортеров нефти (OAPEC) решила ввести нефтяное эмбарго в отношении стран, поддерживающих Израиль. Такое скоординированное эмбарго продлилось всего несколько месяцев, однако цена на нефть в пересчете на доллары взлетела чуть не вчетверо.

Эмбарго потрясло мировые цепи поставок, направив потоки долларов на Ближний Восток и подстегнув инфляцию на Западе. В попытке остановить боевые действия Соединенные Штаты предложили Египту продовольственную помощь при условии, что Садат начнет мирные переговоры с Израилем.

Конфликт в итоге завершился Кэмп-Дэвидскими мирными соглашениями в 1978 году. Эти переговоры могли преобразовать водную географию Ближнего Востока. Садат предложил использовать воды Нила для заселения Северного Синая (в соответствии с предложением Джонстона тридцатилетней давности) в рамках совместного египетско-израильского плана освоения пустыни Негев. Однако в 1981 году Садата убили (предположительно за попытки прийти к миру и сотрудничеству), и из плана ничего не вышло.

Второй нефтяной кризис грянул в 1979 году, когда после иранской революции и начала ирано-иракского конфликта появились проблемы с добычей нефти в Иране и Ираке. Цена на нефть удвоилась. В ответ США пригрозили ввести продовольственное эмбарго. Это произошло сразу после того, как на продовольственных рынках после многих лет изоляции появился Советский Союз, что вызвало продовольственный кризис. Влияние этого потрясения на цены на продукты решило судьбу сельскохозяйственной системы Саудовской Аравии и ее запасов воды.

Руководство страны, напуганное изменчивостью мировых продовольственных рынков, отказалось от мечтаний о региональной интеграции и развернулось к политике полного продовольственного самообеспечения. Принятые методы субсидирования в сочетании с фиксированной закупочной ценой на зерно привели к серьезным перекосам в производстве пшеницы. Фермеры произвели ее так много, что не могли даже хранить, и зерно сгнивало на полях. Субсидии заставляли бурить все более глубокие скважины.

Уровень грунтовых вод стал падать. По мере сокращения запасов стала расти социальная напряженность. Восточные провинции Саудовской Аравии, которые некогда вдохновили Ибн Сауда на освоение водных ресурсов, были в основном шиитскими. Когда иранская революция в конце 1979 года дала шиитам международный голос, в Катифе вспыхнули бунты, за которыми последовали репрессии правительства страны. Водно-ориентированное развитие стало проблемой безопасности.

Нефтяные кризисы 1970-х годов изменили не только ситуацию с водой на Ближнем Востоке. Поменялось все. Высокие цены на нефть, возникшие в результате ближневосточных конфликтов, обладали двойным эффектом. Страны-экспортеры увидели рост доходов, что подтолкнуло их к поиску инвестиционных возможностей. Странам-импортерам приходилось компенсировать торговый дефицит из-за высоких цен на нефть, а это означало, что из-за займов у них рос национальный долг. Затем Америка скорректировала курс.

Федеральная резервная система ограничила денежную массу, и процентные ставки выросли. Причина этого шага заключалась в том, чтобы попытаться остановить инфляцию в стране, однако последствия оказались глобальными. Более высокие процентные ставки в США повысили стоимость обслуживания долговых обязательств для тех стран, что брали займы в долларах. В то же время последовавшая неизбежная рецессия привела к сокращению американского рынка товаров, которые те же самые страны пытались экспортировать. Многие рисковали закончить дефолтом.

Вторая половина XX века создала запутанные взаимосвязи между экономикой нефти, продовольственной безопасностью и инвестициями в водную инфраструктуру. В результате кризиса 1970-х годов иссякли инвестиции в общественную инфраструктуру развивающихся стран. Закрылся путь к индустриализации, которым следовали Америка, Европа и Советский Союз – капиталоемкий, ориентированный на вложение больших финансовых средств в водную инфраструктуру.

ДРАКОН ПРОСЫПАЕТСЯ

На какое-то время развитие речной инфраструктуры приостановилось. Хотя взгляды большинства наблюдателей были прикованы к плюсам или минусам участия Запада в переделке водной структуры мира, действие в реальности уже начало перемещаться на восток, где неолиберальная революция лишь частично изменила роль государства. Путь Китая изменился, когда в конце 1970-х к власти пришел Дэн Сяопин. Он признал необходимость смешанного подхода, при котором – вопреки убеждениям Мао – рынки могли помочь распределить ресурсы, в то время как правительство сохраняло бы полный контроль над инвестициями в инфраструктуру и стратегические сектора, чтобы осуществить структурный переход от сельского хозяйства к промышленности и услугам. Воспользовавшись потеплением отношений во времена Никсона, китайский лидер также принял радикальное решение отделить экономику Китая от Советского Союза, сделав вместо этого ставку на неутолимую жажду продуктов американского потребительского рынка. В последней четверти XX века самыми обычными тремя словами стали Made in China – «Сделано в Китае».

Эта агрессивная, экспортно ориентированная модель роста стала прекрасно наверстывать отставание. В 1979 году китайское правительство провело деколлективизацию сельского ландшафта, и продуктивность сельского хозяйства повысилась на 60 %. Китай по-прежнему был бедной страной. В 1960-е годы 60 % населения жили менее чем на доллар в день, то есть находились за чертой бедности. Рост, обусловленный экспортом и огромными государственными инвестициями в инфраструктуру, в полной мере использовал обилие дешевой рабочей силы и необычайную скорость накопления китайцами денег. Экономика Китая росла и росла.

В период с 1970 по 2010 год Китай развивался быстрее любой другой страны мира. К 2001 году страна вступила в ВТО – Всемирную торговую организацию. К 2010 году доля людей, живущих в бедности, стала меньше 8 %. Между концом XX века и первым десятилетием XXI Китай стал второй по величине экономикой мира, уступая только Соединенным Штатам, – выдающийся результат.

Не менее значительными были последствия для китайского ландшафта. Инфраструктура по-прежнему оставалась важнейшим рычагом государственной политики, а в стране наводнений и рек ее сердцем не могла не быть вода. За сорок лет гидроэнергетические мощности увеличились в 20 раз, достигнув 350 гигаватт установленной мощности – больше, чем в любой иной стране мира. Сегодня на Китай приходится более четверти всей установленной мощности на планете. Ежегодные инвестиции в водную безопасность в Китае в первое десятилетие XXI века взлетели с 5 миллиардов долларов в 2000 году до 35 миллиардов в 2010-м.

Внушающим трепет символом этой эпохи роста стал флагманский проект, более всего остального продемонстрировавший миру преуспевание Китая, – плотина «Три ущелья», которую Сунь Ятсен предвидел сто лет назад. На момент сдачи в эксплуатацию это был крупнейший объект инфраструктуры в мире, удерживавший колоссальное 600-километровое водохранилище. «Три ущелья» – это регулирующая плотина: она позволяет сглаживать пики паводков, сочетая хранение воды и регулярные ее сбросы. Другие плотины – например, Высотная Асуанская плотина на Ниле – могут удержать сток реки за несколько лет. Однако Янцзы слишком велика для этого. Кроме того, плотина предназначалась не только для хранения воды и управления разливами, но и для экономического развития. К задаче борьбы с