– То же самое, – произнес Джан.

Предсказуемо. Мужчины предсказуемы. И все-таки иногда раздражающе умны, потому что она действительно решила не въезжать в Бискио с охраной, одетой в цвета Сарди. Они были врагами этого города.

Фолько уехал на север, в Мачеру, две недели назад. Интересно, подумала Ления, как чувствует себя Джан, оставленный охранять женщину. Она посмотрела на второго мужчину, Дузо.

– Вы говорите, что следовали за нами всю дорогу от Серессы, потому что Гвиданио Черра думал, будто я могу поехать в Бискио?

– Он… думающий человек, синьора.

– А потом вы вместе ехали из Фиренты?

– Не вместе, – ответил Дузо. – Мы увидели друг друга на дороге.

– Как вам повезло, – сказала она.

Но ей было почему-то очень трудно сердиться. По-видимому, в этот момент она не располагала нужным запасом гнева. Другие чувства, другие направления мыслей и воспоминаний; и страх.

Она действительно велела солдатам Сарди остаться у ворот города. Ясно дала понять, что это не подлежит обсуждению. Заверила их, что другие двое поедут вместе с ней в Бискио, что она знает, кто они такие, и доверяет им.

Было решено, что люди Антенами подождут ее в городке, через который они проезжали, в стороне от главной дороги. Он назывался Донди. Она и те двое, что поедут вместе с ней в Бискио, найдут их там. Или она пришлет письмо. Она пыталась уговорить их вернуться в Фиренту. Они вежливо отказались это сделать. Командир отряда смотрел на Брунетто Дузо и на человека Фолько с сомнением. Они смотрели на него точно так же.

Ления и два ее телохранителя оставили лошадей на конюшне у северной стены. Удачное местоположение для конюшни, подумала она без всякой причины. Наверное, их дело процветает. Она вошла в открытые ворота Бискио. Мужчины держались на некотором расстоянии позади нее, как они договорились. Скачки в городе закончились несколько недель назад – ей сказали, что иначе по улицам было бы не пройти, – но отголоски большого события ощущались до сих пор, даже несмотря на базарный день. Она ничего не знала об этих скачках и о том, кто стал победителем; ее это не волновало, хотя она знала, что ее брат прежде принимал в них участие и побеждал. Если это ее брат.

Лавки и торговые ряды и улицы, такие же извилистые, как во всех городах. Идя по ним, она подумала о том, что этой весной побывала в очень многих городах. Из Альмассара в Абенивин, затем в Марсену. Сореника, Родиас, Сересса, Фирента. А теперь…

Люди писали книги о своих путешествиях, о чудесах, которые видели, о встреченных опасностях. Она чувствовала огромную усталость, даже когда просто вспоминала об этом. В основном с ней происходило что-то хорошее, но хорошие вещи тоже могут изменить твою жизнь или заставить тебя думать о том, чего ты от нее хочешь.

Она до сих пор понятия об этом не имела. Даже не знала, куда пойдет в Бискио прямо сейчас! Вероятно, она могла спросить у любого прохожего, где находится ранчо Карло Серраны. Но сначала ей необходимо было кое-что сделать, она это чувствовала. Или попытаться сделать.

А она так боялась. Ее мучила болезненная неуверенность. Можно приехать в нужное место, к тому, что там может быть, и все-таки повернуть обратно, подумала Ления. Люди все время так поступают. Часто это мудрый поступок.

Она даже ездила в обитель Дочерей Джада. Думала об уходе от мира в одну из них. Чтобы обрести покой и благочестие. И отказалась от этой мысли.

Она не считала, что создана для покоя и благочестия. Это никак не было связано с тем, какие чувства вызвала у нее Бентина ди Джемисто. Но эта женщина помогла Лении ясно понять более важную истину. Насчет себя самой. Вот почему она сейчас в Бискио. Не отступает. Не прячется.

Она шла по оживленным улицам города в полдень и услышала, как зазвонили колокола. Некоторые люди начали заходить в святилища на молитву; другие оставались на улицах, покупали и продавали еду и другие товары в палатках и на прилавках. Вера принимает разные формы, думала Ления. Мимо нее мужчина провел ослика, нагруженного дровами. Другой мужчина стоял и жонглировал, распевая непристойную песенку, на маленькой площади, под непрерывный звон колоколов. Ления шла дальше. Она не знала, куда идет, понятия не имела, как найти того человека, который был ей нужен.

Эта встреча, которой она ожидала в первую очередь… она тоже пугала ее.

Интересно (если посмотреть на это с такой стороны): она была женщиной в Альмассаре, но не помнила, чтобы жила в страхе изо дня в день, разве что в первые месяцы. Кое-что ее пугало, но только то, чего стоило бояться. Она запоминала такие моменты, таких людей, и это было… правильно.

Сейчас все было иначе. Она пыталась, не имея представления, как это сделать, найти женщину, которая мысленно говорила с ней. Женщину, которая сказала, что живет в Бискио.

И поэтому в конце концов, остановившись на другой площади, залитой солнечным светом, Ления задала вопрос:

«Где ты?»

Она не ожидала ответа, и поэтому, конечно…

«Я здесь», – произнес уже знакомый голос.

«Я не знаю, где это – здесь».

«Нет, знаешь».

И Ления Серрана вздохнула и сделала то, чего не делала никогда. Она снова пошла вперед, туда, куда вели ее ноги, доверилась этому явлению, чем бы оно ни было.

Доверие не было ей свойственно. Это было трудно.

Она подошла к центральной площади Бискио, обогнула ее и двинулась дальше, вперед. Однако на мгновение остановилась и оглянулась. Эта площадь напоминала скорее овал, чем квадрат. Красивая. Очевидно, здесь проходили скачки. Это, должно быть, опасно, подумала она, вообразив огромную толпу, грохот лошадиных копыт. Она попыталась представить здесь своего брата, но не смогла. Он был совсем маленьким, когда ее увезли.

Она пошла дальше. Миновала маленькое святилище, потом святилище побольше, люди заходили в оба. Потом свернула на широкую улицу, затем на более узкую; солнечный свет заслоняли дома, прилепившиеся друг к другу, нависающие над дорогой.

Еще одно святилище, еще одна улица, пересекающая ту, по которой она шла. Ления остановилась. Свернула налево. Сердце находится с левой стороны. Рафел жив, потому что меч, сразивший его, прошел мимо сердца и не добрался до легких. Она испытала такой ужас, увидев его на мраморном полу. Так живо осознала потерю. Те двое мужчин, которые наблюдали за ней, остались где-то позади. Она больше не оглядывалась.

Улица еще уже, снова солнечный свет на перекрестке, лавчонки, по большей