брат датского короля Христиана Четвертого! — с торжеством ответила ей царица Мария, довольная тем, что ей первой выпал случай сообщить дочери эту приятную новость. — Ему показали твой портрет, он влюбился в тебя с первого взгляда и уже приехал в Москву. Королевич согласен жить с нами на Руси, стать удельным русским князем и принять православие! Твой батюшка сказал, коли он понравится тебе, и ты согласишься на брак с ним, то никакого препятствия к твоему счастью быть не должно. Ну как, согласна посмотреть на него?

Ответом ей стала тишина. Радость настолько переполнила сердце Ксении, что надежда на счастье превратилась в твердую уверенность. И царевна не могла словами ответить матери, только утвердительно закивала головой, подтверждая свое согласие. Вместо Ксении гортанный голос подали павлины, важно прохаживающиеся мимо кустов смородины, распустив свой хвост, и тишину нарушало жужжание пчел, летающих возле лип и пышных садовых цветов. Сад Запасного дворца поистине стал райским местом в тот час, только не знали царица и царевна Годуновы, что неподалеку притаился, словно злой змей, враг их долгожданного счастья.

Глава 3

Царица Мария и царевна Ксения продолжали мирно беседовать, чинно прохаживаясь по дорожкам большого сада и не спешили вернуться в свои палаты. Они не догадывались о том, что за ними с развесистого дерева груши неотрывно, затаив дыхание наблюдает чужак, и вели себя непринужденно, обсуждая сватовство принца Иоганна.

Сторожевой стрелец Пронька сообщил Петру Басманову, что дочь царя Бориса вышла на прогулку вместе с матерью, и тот, бросив своему соглядатаю серебряную монету в награду за сведения поспешил воспользоваться случаем увидеть милую его сердцу дочь царя Бориса. Легко преодолев высокий забор, отделяющий территорию женского терема от остального дворца и недоступный для воров влюбленный воевода надежно укрылся сенью груши, стремясь хоть на миг издали, но увидеть любимую. Любовь прибавила ему проворства и ловкости, сделав надежный забор ничтожной преградой, не стоящей упоминания.

В этот день ему особенно повезло. Ксения не была окружена большой толпой боярынь и прислужниц, часто закрывающих ее своими пышнотелыми телесами, а степенно прохаживалась по саду в сопровождении матери, и можно было хорошо рассмотреть ее лицо и насладиться ее очаровательной прелестью как самым лучшим на свете пьянящим вином. Красота Ксении Годуновой в самом деле была необычной — причудливо и гармонично к ней сочетались изящество и утонченность польской панны — наследство крови ее деда по матери шляхтича Гжеша Белесского, стройность стана и сердечность русской красавицы, доставшиеся ей от бабушек-московиток и восточная яркость красок лица и темных глаз, напоминающая о легендарном прародителе Годуновых татарском мурзе Чете. Петр Басманов смотрел на царевну смотрел, и все не мог насмотреться на нее. Тройная красота венчала Ксению Годунову невидимым венцом владычицы мужских сердец и мало кто из неженатых мужчин мог устоять перед ней. Она была прекрасна как его мечта и самое заветное его желание, и он без раздумий отдал бы свою жизнь за нее! Радость и веселие делали ее еще красивее, и Петр про себя мучительно гадал, что же осчастливило его зазнобу.

Когда он вернулся домой, то нашел ответ на этот вопрос, когда младший брат Иван поделился с ним последними новостями из Кремля, в котором только что оставил свою службу.

— Брат Петр, слышал, к нам гость заморский ко дворцу явился? Герцог Иоганн Гольштейнский собирается к царевне свататься. Уж народу набежало поглазеть на его въезд в Фроловскую башню, что воробьев поклевать рассыпанное зерно из разорванного мешка, — оживленно сказал он, поцеловавшись при встрече с старшим братом.

Петр застыл от такого известия.

— Как же герцог сватается⁈ Ведь царевну хотели за императора Священной Римской империи выдать, — растерянно пробормотал он, едва обрел дар речи.

— Ну не желает басурманин нашу светлую православную веру принимать, а принц датский готов креститься ради того, чтобы получить в жены Ксению Борисовну, — пояснил Иван старшему брату, больше интересующемуся военными делами, чем дворцовыми слухами и сплетнями. Он и за обедом продолжал говорить об иностранном госте, гадая, когда же поженятся Иоганн Гольштейнский и царевна Ксения, но видя, что старшему брату в тягость этот разговор и Петр все больше мрачнеет, умолк и поспешил откланяться после последней чаши вина.

Петр, еле дождавшись отъезда младшего брата, тут же отправился к травнику Трифону, который недавно обещал ему дать любовного зелья, способного пленить сердце царевны. Этот «травник» лишь для прикрытия звался травником, на самом деле Трифон издавна был известен в Москве как чернокнижник, умевший напускать порчу на врагов своих богатых заказчиков и привораживать кому женихов, а кому недоступных красавиц. К нему и обратился в минуту отчаяния Петр Басманов, не желавший, чтобы его избранницу отдали за шведского принца. Трифон пообещал влюбленному воеводе, что своим чародейством будет отваживать от царевны женихов за щедрое вознаграждение и до сих пор слово свое держал.

Чернокнижник жил неподалеку от Бездонного озера, где соседями ему приходились медведи, волки, лисы и барсуки, и найти его в глухом вековом бору было не так-то просто. Можно было кругами ходить около Бездонного озера час за часом в этом глухом углу и без толку. Но Петр, обладая упорным нравом не сдавался судьбе и, когда только взошедшая луна засеребрила лес и сова начала ухать где-то в непроглядной чаще он выехал на чалом коне по высоким травам к ладно скроенной избе.

Завидев заветное строение Петр Басманов воспрянул духом и, соскочив с коня прямо возле избы начал громко колотить тяжелой плетью в дверь, крича:

— Трифон, открой, проснись, Трифон! Колдун проклятый, что ты не открываешь и так крепко спишь, словно вином упился!!!

Несмазанная дверь натужно заскрипела и на крыльцо вышел одетый в серый кафтан высокий мрачного вида старик с пегими волосами и крепко сжатыми губами. Однако голос его зазвучал мягко и умильно, когда он обратился к молодому гостю:

— Что ты, Петр Федорович, так нетерпелив? Али беда какая с тобой стряслась?

— Да, беда! — тяжело дыша, подтвердил молодой Басманов, и пожаловался: — Царевну хотят за нового басурманина отдать. А не ты ли обещал мне, что она непременно моею будет?!!

— Заходи, окольничий, заходи, воевода, — стал приглашать гостя в избу чернокнижник. — В ногах правды нет, да неровен час кто услышит нашу потаенную беседу.

— Кто же нас здесь услышит, медведь какой неповоротливый⁈ — хохотнул Петр Басманов.

Старик еще более сумрачно на него посмотрел и ответил:

— А хоть бы