Затаенная угроза, прозвучавшая в голосе старого отшельника, заставила Басманова оборвать всякий смех, и он послушно последовал за Трифоном в избу.

В избе Трифон засветил длинную лучину, и слабый огонек нехотя осветил продолговатую комнату, где не было в красном углу святых образов, но висели на стенах высушенные пучки трав, усохшие тельца лягушек и ужей. На столе, дополняя жуткую картину лежали две толстые рукописные книги возле человеческого черепа, предназначенного для тайных ритуалов, и черный дьявольский кот недовольно жмурил глаза, глядя на Петра Басманова.

Тяжесть в сердце стеснила грудь молодого воеводы при виде этого нерадостного зрелища. Как никогда он осознал, что ради обладания царевной Ксенией тесно связался с чертовщиной и вот-вот продаст дьяволу свою душу. Но ради любимой Петр Басманов был готов на все — за один ее мимолетный поцелуй он согласен был на нескончаемые адские мучения. И молодой воевода, с надеждой и со страхом глядя на старого чернокнижника сказал:

— Трифон, помоги в моей беде. Вдвое, нет втрое получишь от меня, если свадьба царевны с королевичем разладится.

Подкрепляя свои слова Петр не считая бросил на стол горсть монет. Глаза старого колдуна алчно блеснули. Не чистым серебром, золотыми червонцами обезумевший от любви воевода Басманов оплачивал его услуги. Не скупился, так одолела любовь лютая сердце молодца, что все он был готов отдать ради призрачной надежды добиться успеха и поймать свою счастливую звезду.

Трифон тут же овладел собой, снова принял солидный вид, внушающий страх наивным простакам и доверие отчаянным влюбленным, и рассудительно произнес:

— Петр Федорович, не сумневайтесь и не печальтесь, вашей царевна Ксения Борисовна будет — помните наше гадание? Наведу я черную порчу на ее жениха, скоро скончается он в страшных мучениях. А вы служите верой-правдой царю-батюшке, он оценит ваши ратные труды, отдаст вам руку своей дочери.

— Да будет так! — облегченно вздыхая, проговорил воевода Басманов и тут же погрозил травнику плетью: — Смотри, голова пегая, если обвенчается моя царевна-красавица с принцем Иоганном, на другой же день посажу тебя на кол как чернокнижника, не помилую!

— Ох, страсти-то какие, — испуганно пробормотал Трифон, сразу утратив свой важный вид повелителя нечистой силы. И принялся с жаром уверять собеседника: — Не подведу я тебя, воевода Басманов, все, что тебе обещал, то сбудется!

— Смотри же, обманешь меня — пожалеешь, — сказал напоследок Петр, и вышел из колдовской избы, не прощаясь.

Травник с облегчением вздохнул после его ухода, затем осмотревшись, позвал:

— Семен, выходи!

Из тьмы печного закутка отделилась тень и звонкий голос спросил:

— Что прикажете, батюшка?

— Поезжай немедля в Кремль, — велел чернокнижник, насыпая из разных мешочков смеси собственноручно высушенных им трав. — Найди повара, Карп его кличут, и вели ему подсыпать эту смесь вместе с расстрельной травой в питье королевичу Иоганну перед свадьбой. Скажи, оплата ему двойная будет!

— Значит, решили все-таки извести иноземного царевича, — испуганно поежился молодой мужчина в охотничьем зипуне. — Батюшка, а не боитесь, что сыск до нас доберется, коли узнает, как погиб заморский жених царевны Ксении?

— А чего бояться-то, я так травы составил, что покажется будто от горячки помер королевич, — рассудительно ответил ему отец, готовый ради денег на любое преступление и обман. — А не сделаем этого, разгневанный воевода Басманов точно предаст нас лютой смерти.

— Да, куда не кинь, всюду будет клин, — вздохнул более совестливый сын травника. — Придется ехать.

— В Москве не задерживайся, в кабаки не захаживай, — напутствовал его отец. — Женка твоя Авдотья жаловалась ты на девиц больше заглядываешь чем с нею и с детишками сидишь. Не балуй, Сенька, занимайся семьей!

— Слушаю, родимый, — поклонился отцу Семен.

Про себя он подумал, что после того злодеяния, что ему отец поручил он и так будет сидеть возле жениной юбки, дома грехи замаливать. Страшный был грех, повешенный на него властным отцом, но не знал Семен как пойти против отцовской воли. Как в детстве он продолжал бояться своего родителя, наделенного почти сверхъестественной властью и не знал, что можно противопоставить ему.

Глава 4

Едва воевода Басманов вернулся домой от Бездонного озера как прискакал гонец от великого государя с приказом срочно явиться к нему. И, не отдохнув, Петр поспешил в Кремль, где его предупрежденные стражи тут же впустили в царскую резиденцию.

Личные покои царя охранялись особенно тщательно: возле его палаты постоянно стояли на страже рынды в белоснежных кафтанах с бердышами и высоких шапках.

Кабинет создавался по прямому заказу Бориса Годунова и отражал его личные вкусы и предпочтения. Из красного угла скорбно взирала Богоматерь Казанская, которую особо чтил царь и в затруднительной ситуации всегда прибегал к ней с мольбой о помощи. В этом помещении государь и самодержец проводил большую часть дня. Он мог допустить сюда членов ближней Боярской думы, жену и детей, но в первую очередь комната служила местом его уединения. Здесь царь занимался государственными делами, работал с документами, читал и диктовал письма писарям.

Массивный шкаф орехового дерева, рабочий стол, парадные резные стулья, составлявшие мебель личного пользования царя Бориса, представляли собой редкость даже для самых знатных и богатых бояр Москвы. Главным украшением обширной комнаты являлось прикрепленное к потолку и увенчанное головами позолоченных лебедей паникадило с двенадцатью свечами. Вечерами кабинет Бориса Годунова был самой яркой освещенной палатой Кремля, и царевич Федор нередко приходил к отцу читать книги.

Шкаф на подстолье, отделанный янтарем и костью послы привезли царю из Франции. В таких шкафах (кабинетах), стоявших в личных покоях, царь хранил печати, письменные принадлежности и ценную корреспонденцию. Со временем, поскольку такая мебель стояла в особых комнатах, и сама комната стала называться Кабинетом.

Под стать шкафу был рабочий стол царя, покрытый красным сукном. Меблировщики снабдили его специальными длинными ящиками, куда складывались документы, не требующие срочного рассмотрения. И скоро появилось меткое выражение «отложить дело в долгий ящик», не требующее объяснений тому, кто входил в число приближенных Бориса Годунова.

Став царем, Борис Годунов не утратил привычки тщательно вникать во все государственные дела и даже поздно вечером он склонился над географической картой, рассматривая появившиеся при его правлении новые города Московского царства.

Воронеж и Ливны были основаны в 1586 году

по одному и тому же указу для защиты южных рубежей Русского государства от степняков,