Я прошел дальше. В глубине души мне было страшно. Хоть я уже и видел трупы, но то был убитый разбойник, а это… Это же Михалыч!

В комнате царила прохлада — кто-то открыл все окна. Наш плотник был накрыт белоснежной скатертью и мирно лежал на кровати.

Никаких теней и туманных завихрений я не обнаружил. Положа руку на сердце, я был рад, что ничего не увидел.

Но все равно подошёл к Михалычу и дотронулся до его ледяной кожи.

Ничего не произошло.

Пожав плечами, я вернулся к бабке. Она уже стояла, тяжело опершись на забор, и все смотрела на небо. Услышав мои шаги, обернулась.

— Ну? — нетерпеливо спросила она.

В ответ я мотнул головой.

— Хорошо, это хорошо, — пробормотала она. — Дождись Василия, я за ним послала. Он должен организовать все. А я уже стара для такого.

— Бабуль, — позвал я ее. — А что ты ночью делала?

— Что? — она непонимающе обернулась, долго на меня глядела, а потом кивнула сама себе. — Сны мне в последнее время тяжелые снились. Думала, одним глазком посмотрю, что там в грядущем. А видишь, как оно обернулось. Теперь вот понять не могу, то ли про Сереженьку, то ли про тебя. А, может, и про все сразу.

Она побрела в сторону нашей избы, оставив меня одного. Я внимательно пригляделся к ней. Вдруг темные завихрения увижу? Но нет, ни единой тени не следовало за бабкой.

Я украдкой перевел дух, тяжело опустился на ступеньки и стал ждать Василия Петровича.

* * *

Жизнь в деревне замерла на время после смерти Михалыча. Бабка со мной старалась не разговаривать, отослала к Саньку, а сама принялась мыть печь. Она все время куталась в черную шаль и хмурилась чаще обычного. Впервые за два года видел ее в таком состояние.

Похороны назначили на второй день.

Санек все крутился вокруг меня, пытаясь узнать у меня, что я видел, но я лишь отмахивался и полдня посвятил дровам. Уж больно хорошо прочищает мозги физический труд.

Дом Михалыча не трогали. Василий Петрович повесил на дверь амбарный замок, приговаривая про то, что душа умершего должна окончательно покинуть это место. А вот потом, через неделю, можно будет и прибраться.

По его глазам я видел, что он бы и раньше туда залез, уж больно много у Михалыча зачарованных вещей было, а наследников — нет.

Я в ответ только пожимал плечами, но правду ему говорить не собирался. Наш плотник не стал задерживаться в этом мире.

К вечеру, вымотанный до предела работой с топором, я сполоснулся и пошел к Еремею, как мы с ним и договаривались.

Вот только мага в дома не оказалось. Побродив вокруг забора минут сорок, я, несолоно хлебавши, вернулся в деревню.

Сна не было ни в одном глазу, и мы с Саньком сидели в беседке и по большей части молчали. Друг иногда порывался что-то спросить, но смотрел на меня и закрывать рот.

Я прислушивался к себе, думая о том, как жить дальше с таким-то даром. Неужели меня так будет постоянно дергать, когда кто-нибудь умрет?

Но сейчас сердце билось ровно, а душа была спокойна.

— И все-таки, — наконец, не выдержал Санек, — что ты будешь дальше делать?

Спросил и сам испугался звука своего голоса, так громко он прозвучал в тишине беседки.

Я в ответ пожал плечами.

— Вик, я тут подумал, а что если тебе в город податься? С таким-то даром.

— И что я там буду делать? Гадалкой устроюсь? — скривился я.

— Ну почему сразу гадалкой, — обиженно ответил Санек. — Ты же не только смерть чувствуешь. Можешь по старым домам ходить и слушать, что говорят умершие. Вдруг, где они клад закопали, и теперь мучаются.

— Так себе перспектива, — сказал я, а сам задумался.

Бабка тогда сказала, что если выполнять желания призраков, то это сильнее привяжет меня к Изнанке мира. Вот только, чем мне это грозит?

— А, по-моему, бесполезный дар, — вдруг сказал я.

— С чего ты взял? Магия она дается не просто так. Там, — он поднял глаза к небу, — все распределено. Раз получил, значит, надо.

— Да ты, я смотрю, философ.

— А что еще остается? Сам посмотри, где мы, — он раздраженно дернул плечом и тут же с интересом на меня глянул. — Ты с Ладой-то помирился?

— Да все никак не найду время дойти до нее. Да и что мне ей сказать? Прости, любимая, в меня чья-то душа вселилась!

— Ты хотя бы попробуй. У тебя хотя бы она есть, а у меня никого.

— Еще будет. Куда ты денешься. Ты бы поменьше философствовал, а больше тренировался. Может, хоть крупнее станешь. Там и заметит какая девчонка.

Санек насупился. Мы уже не раз говорили на эту тему, и каждый раз все заканчивалось одинаково.

— Слушай, — я решил сменить тему, — а что еще ты знаешь про Изнанку или про эту магию?

— Я вчера тебе все выложил, — угрюмо сказал он. — Мне бы в библиотеку побольше попасть, вот там бы я поискал чего.

При мыслях о книгах взгляд друга потеплел.

— А Еремей что?

— Да нет его. Ждал, ждал, а он так и не открыл. Может, уехал куда.

— А ты еще что-нибудь видел? Еще призраков?

— Нет, — мотнул я головой. — Только вот над Михалычем и возле таблички нашей, где та женщина в красном платке умерла.

Санек раскрыл рот от удивления.

— Так вот почему ты спрашивал! Надо с ней поговорить!

— Да я ж еще не умею, как я это сделаю?

— Пошли. Сейчас самое подходящее время! — его глаза загорелись азартом. — Говорят, в сумерках, призраки, мало того, что заметны, так еще и сильнее всего. Да еще и Михалыч. Чужая смерть подпитывает их.

— А говорил, что ничего не знаешь, — я посмотрел на него с укором.

— Так это все знают! — закатил глаза Санек. — Пошли уже.

Мы выскользнули из беседки и направились в сторону нужного места. Страха во мне не было, даже ни единого всполоха сомнения внутри себя я не обнаружил.

Через полчаса мы уже стояли и любовались на искусно вырезанную надпись.

— Видишь? — спросил Санек.

— Не-а, —