7 августа при Ставке образовали Дипломатическую канцелярию: она находилась в подчинении начальника штаба Верховного главнокомандующего генерал-лейтенанта Н. Н. Янушкевича и служила связующим звеном между ним и МИДом. Канцелярия информировала Штаб «по всем вопросам круга ведения Министерства иностранных дел, имеющим касательство к ведению войны», и передавала МИДу все сведения, имеющиеся в штабе, «по вопросам, соприкасающимся с кругом ведения означенного министерства». Канцелярия вела переписку «по вопросам международного права, по вопросам, касающимся иностранных государств и подданных, и вообще по вопросам международного характера, возникающим на театре войны или связанным с деятельностью, задачами или нуждами армии, сносясь для этого с Министерством иностранных дел, а также иными гражданскими и военными учреждениями»[83].

С началом войны МИД стал ключевым звеном, объединявшим усилия различных российских министерств в области разведки. До начала войны разведкой за границей занимались специальные структуры МИДа, Министерства внутренних дел, Министерства финансов, Министерства торговли и промышленности. Они имели агентуру из числа представителей банков, финансовых и торговых агентов, состоявших при представительствах России за рубежом. От духовных миссий Русской православной церкви получал информацию Святейший синод. Однако «все ведомства, ведшие зарубежную разведку, волей-неволей вынуждены были иметь постоянный односторонний контакт с Министерством иностранных дел по поводу отправки того или иного сотрудника за границу, для поддержания с ним связи и т. д. Ввиду того что сотрудники всех остальных ведомств за границей официально в порядке общей службы подчинялись послу, они вынуждены были показывать или даже давать копии своих донесений и докладов последнему». В 1914 г. в МИДе реорганизовали шифровальную службу (Цифирное отделение): она составляла новые шифры и снабжала ими центральные подразделения МИДа и российские представительства за рубежом. При отделении состояли три чиновника, занимавшихся перлюстрацией корреспонденции[84].

С началом мировой войны стратегическое значение ЦВЕ для Российской империи возросло, поскольку многие основные битвы, решившие исход войны, происходили на «приливно-отливных» землях. В 1914 г. Восточный фронт охватил Галицию, Восточную Пруссию и Царство Польское. После начала войны континентальные монархии отказались от поддержки статус-кво в ЦВЕ и выступили за перекройку региона, но не предполагали дать независимость народам востока Центральной Европы. В правящих кругах воюющих стран начались дискуссии о послевоенных геополитических координатах ЦВЕ. Ряд военных, дипломатов и политиков считали возможным укрепить после войны западные рубежи России путем достижения компромисса с народами буферных земель. Особую важность приобрел польский вопрос. Это обусловливалось тем, что польские этнические земли стали театром военных действий и поляки находились в составе армий противоборствующих сторон. На стороне Тройственного союза воевало 8 млн поляков, а в российской армии под ружьем находились 2 млн поляков[85].

31 июля Сухомлинов представил Николаю II проект воззвания к полякам, выработанный вместе с Сазоновым и Янушкевичем. 1(14) августа Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич обратился к полякам с воззванием: «Поляки! Пробил час, когда заветная мечта ваших отцов и дедов может осуществиться. Полтора века тому назад живое тело Польши было растерзано на куски, но не умерла душа ее. Она жила надеждой, что наступит час воскресения польского народа, братского примирения его с Великой Россией. Русские войска несут вам благую весть этого примирения. Пусть сотрутся границы, разрезавшие на части польский народ. Да воссоединится он воедино под скипетром русского царя. Под скипетром этим возродится Польша, свободная в своей вере, в языке, в самоуправлении. Одного ждет от вас Россия – такого же уважения к правам тех народностей, с которыми связала вас история. С открытым сердцем, с братски протянутой рукой идет вам навстречу Великая Россия. Она верит, что не заржавел меч, разивший врага при Грюнвальде. От берегов Тихого океана до северных морей движутся русские рати. Заря новой жизни занимается для вас. Да воссияет в этой заре знамение Креста – символ страдания и воскресения народов»[86].

Воззвание неоднозначно оценили в правительстве и обществе: впоследствии его могли дезавуировать, поскольку оно не было государственным актом. Так, в декабре 1914 г. министр внутренних дел России Н. А. Маклаков разослал губернаторам в Польше циркуляр, в котором разъяснялось, что меры, предусмотренные манифестом великого князя Николая Николаевича, относятся только к тем территориям, которые до войны входили в состав России. Русские власти не предприняли также никаких шагов по автономизации статуса Галиции, занятой российскими войсками после Галицийской битвы. Маклаков категорично заявлял, что «полякам будет отрадно, если они получат самоуправление, но наша цель – не то, чтобы поляки были довольны, а чтобы далеко не отходили от России»[87].

Отрицательно к воззванию великого князя отнеслись и союзники. Президент Франции Р. Пуанкаре охарактеризовал его как «заявление о замаскированной аннексии, относительно которой между Россией и нами не было заключено какого-либо соглашения»[88]. Однако Сазонов надеялся на успех реализации союзнической политики. 14 сентября он изложил британскому послу Дж. Бьюкенену и французскому послу М. Палеологу российское видение будущей ЦВЕ, предлагая раздел между союзниками сфер влияния. Сазонов представил послам «неофициальные предложения» о вхождении после войны в состав России «нижнего течения Немана» и Восточной Галиции[89].

В МИДе считали воззвание великого князя Николая Николаевича примером успешной координации усилий МИДа и Ставки Верховного главнокомандующего. Позитивной для России была роль воззвания к возрождению Польши, свободной в вере, языке и самоуправлении. Документ, вышедший из-под пера военных властей не без подсказки МИДа, позволял позиционировать польский вопрос как внутреннее дело России, исключая международный аспект проблемы. 1(14) августа 1915 г. председатель Совета министров И. Л. Горемыкин, выступая в Госдуме, обещал предоставить полякам автономию, но после победы России в войне[90].

Сазонов изложил свое мнение на заседании Совета министров 29 сентября: «Будущий Польский край будет состоять из нынешних привислинских губерний и польских земель, кои в случае победоносной войны отойдут к России от Германии и от Австрии в Западной Галиции». В ноябре 1914 г. Николай II в ходе аудиенции, данной Палеологу, высказался за «исправление границ» в Восточной Пруссии и присоединение Галиции к России[91].

Совет министров определял как этнические «будущие границы Польского края». Но правое меньшинство зафиксировало «особое мнение», провозгласив задачей империи в ЦВЕ воссоединение с Россией «Восточной Галиции… и Угорской Руси… выпрямление русской… границы со стороны Пруссии». Восстановление Польши, по словам министров, ухудшило бы географически «и без того трудную в стратегическом отношении ломаную линию, которую представляют наши границы с Германией и Австрией». При решении польского вопроса, по мнению правых, союзники не будут учитывать русские интересы и следует «задачу объединения Польши считать… второстепенной для России»[92].

Внешнеполитические программы партий находились в диапазоне между