ИМПЕРАТОРСКИМ ВЕЛИЧЕСТВОМ решения проводились на местах без уклонений, способных скомпрометировать цель, которая имеется в виду. Цель эта в моих глазах заключается в служении великодержавным задачам России, которые не могут получить должного осуществления в пределах узкого и близорукого национализма»[59].

МИД России получал информацию, что в случае войны к оккупации центральными державами Царства Польского и «четвертому разделу Польши поляки стали относиться более спокойно, видя в этом начало объединения Польши»[60]. Подобные настроения отразил «инцидент в Львове» (19 мая 1912 г.), когда местные поляки в связи с намерением российских властей выделить земли Холмщины из Царства Польского устроили антирусскую демонстрацию, а затем напали на российское консульство. Эта, по словам Гирса, «подлая демонстрация» произвела «самое тягостное впечатление в России» и показала, что Галиция является «опасным местом в наших отношениях с Австро-Венгрией». Переписку Сазонова и Гирса обнародовала 25 мая газета «Новое время», что, по словам министра, было единственным средством успокоить депутатов Госдумы и уменьшить общее возбуждение. К «бессилию» Вены перед властями Галиции Сазонов отнесся скептически[61].

Накануне 50-летия восстания 1863 г. антироссийские настроения в среде поляков усилились. Газета Rzeczpospolita отметила в декабре 1912 г.: «Австрия с Царством Польским как государство австро-венгро-польское было бы великолепно»[62]. Корреспондент «Нового времени» Сватковский писал из Вены в январе 1913 г.: по мнению поляков, они «в случае войны между Австрией (и Германией) с Россией… должны встать на сторону Австрии, поддерживая ее стремление завладеть Царством Польским»[63].

В свете вышесказанного обратимся к мнению бывшего консула во Львове Пустошкина. Он писал: «… термины австрийский поляк, немецкий поляк „выражения только географические“, отнюдь не определяющие национального сознания верноподданства… В Австрии поляки „ходят без маски“… не только Галиция отдана им в полное хозяйничанье, но и на внутреннюю и внешнюю политику Австрии поляки имеют громадное влияние… Общение с русскими поляки допускают только в силу необходимости… Название „русин“ выдумали австрийцы после 1848 г. для обозначения своих русских для отличия от наших малороссов… восточная Галиция, населенная русскими, отдана в полное распоряжение поляков… „хозяйничают польские паны“»[64].

Впрочем, решающую роль в развитии событий в ЦВЕ перед войной играла не монархия Габсбургов, а империя Гогенцоллернов. Непрерывность (die Kontinuität) внешней политики Пруссии и Германии в немалой степени определял «натиск на Восток». Германский генштаб разрабатывал планы превентивной войны против России, хотя рейхсканцлер О. Бисмарк относился к ним скептически, поскольку Россия – «неразрушимое государство русской нации, сильное своим климатом, своими пространствами». Он учитывал отрицательные для Германии последствия войны в связи с польским вопросом: Царство Польское, превращенное в буферное государство под германским протекторатом, потребует включения в свой состав населенные поляками земли центральных держав. Накануне своей отставки Бисмарк писал: «…я старался никогда не разрушать окончательно мост между нами и Россией»[65]. Вильгельм II тоже гарантировал Николаю II безопасность западных рубежей России, обещая блюсти «интересы, общие континентальным нациям»[66].

Но в отношениях Германии и России польский вопрос оставался лишь временным «узлом общности». Провоцирующую роль в спорах континентальных монархий вокруг «пространства пограничья» играли населяющие его народы, заинтересованные в конфликте великих держав. Дмовский считал неизбежным, в силу географического положения Царства Польского, стремление к его захвату Германией[67].

В ХХ в. Россия вступила в благоприятной обстановке: 20 лет мира, успехи промышленного развития, антагонизм между Германией и Англией. После войны с Японией Россия проводила политику соглашений и балансирования, необходимую ей для внутренних реформ и восстановления вооруженных сил. Политику осуществляли председатель Совета министров П. А. Столыпин и министр иностранных дел А. П. Извольский. Но в конце 1913 – первой половине 1914 г. курс изменился. Россия выступила за всемерное укрепление Тройственного согласия до превращения его в оборонительный союз. Установка на мирную передышку сохранялась, но балансирование кончилось, и Англия стала желанным союзником. В правящих кругах России возобладало мнение, что нельзя проявлять уступчивость перед лицом притязаний Германии и Австро-Венгрии без риска лишиться великодержавного престижа и оказаться в изоляции[68].

Полученная Россией передышка 7–8 лет. Столыпину же были необходимы 20 лет покоя, а Извольскому 10–15 лет. Россия вступила в войну неподготовленной в военном отношении, не завершив модернизации и не добившись консолидации общества.

Глава III. Польский вопрос в политике Российской империи в годы Первой мировой войны

В ходе войны 1914–1918 гг. проблема Польши являлась одной из ключевых во внешней политике Российской империи. Великие державы – участники разделов Польши и оказавшиеся в противоборствующих лагерях, осознав важность использования поляков в своих целях, всячески стремились привлечь польский народ на свою сторону. С течением времени, когда стало очевидно примерное равенство военных сил, огромное значение приобрело и привлечение мобилизационного резерва. Россия, по сравнению с Центральными державами, находилась, несомненно, в более выгодном положении, так как она могла использовать аргумент объединения всех польских земель под скипетром Романовых, а это, в свою очередь, рассматривалось «пророссийским» лагерем польских политиков во главе с Дмовским как важный шаг к независимости.

В преддверии мировой войны изменение политической структуры России вследствие революции отразилось на развитии вооруженных сил. На 1910–1914 гг. пришлись промышленный подъем и хороший урожай, совпавший с ростом цен на сельскохозяйственные товары на мировом рынке. Расходы на армию и флот увеличились на четверть, изменился характер ассигнований[69].

С конца 1907 г. Генштаб начал работу над изменением планов стратегического развертывания. Расписание № 18 предусматривало – «несколько рискованно», по мнению А. М. Зайончковского, – развертывание русских армий в т. н. польском мешке – выдающейся далеко на Запад территории Царства Польского[70]. Цель изменения планов, по словам начальника Генштаба Ф. Ф. Палицына, заключалась в том, чтобы между наступающей германской армией и сосредоточивающейся русской «поставить пространство». Положения легли в основу мобилизационного расписания № 19, утвержденного Николаем II 26 июня 1910 г.[71]

Военный министр В. А. Сухомлинов назвал причину изменения дислокации армии: «одновременным наступлением неприятеля из Восточной Пруссии и Галиции в тыл нашей оборонительной линии на Висле всем вооруженным силам нашим на этом выдающемся плацдарме грозит неминуемая катастрофа»[72]. Реформа Сухомлинова позволила приблизиться к территориальной системе комплектования войск, что облегчало мобилизацию. После ухода русских войск из т. н. польского мешка Германия приняла «план Шлиффена», предполагавший нанесение главного удара по Франции.

Война, которую в России в 1914 г. назвали Второй Отечественной, а в 1916 г. – Великой, после 1941 г. получила название Первой мировой. В научной литературе и публицистике сложился широкий диапазон мнений о ее причинах, характере, итогах и значении. Но война остаeтся Первой и Великой, благодаря своим историческим последствиям она кардинально изменила