Шрифт:
Закладка:
В январе 1916 г. царь заменил Горемыкина на Б. В. Штюрмера, который откладывал решение польского вопроса на послевоенный период, хотя политические партии высказались за его скорейшее разрешение. Посол в Париже Извольский в январском письме Сазонову причислял проблему Польши к «наиболее важным для нас вопросам». Вице-директор канцелярии МИДа Базили предлагал в феврале высказаться о будущем устройстве Польши в связи с планируемым ее включением в среднеевропейский союз и созданием «из польских областей России, Германии и Австрии особого государства»[102]. 22 февраля, выступая в Госдуме, Сазонов обратил внимание депутатов на расчленение центральными державами Царства Польского и заявил, что «польский вопрос приобретает международный характер». Объявленный Бетман-Гольвегом поиск новых путей решения польского вопроса стал поводом для апрельской записки Сазонова, в которой он высказался за «самобытное существование Царства в единении с Россией», указав, что иначе Германия сделает Варшаву «центром политической интриги» против нас. Сазонова поддержали Нератов, Извольский, М. В. Алексеев (начальник штаба верховного главнокомандующего), Брусилов (главком Юго-Западного фронта).
Сазонов писал: «Польский вопрос… выходит за пределы частного и чисто внутреннего вопроса о преобразованиях… Польский вопрос, прежде служивший гарантией мира» с Германией, станет орудием и предметом русско-германской борьбы. «Русско-германское разграничение не исчерпывается проведением стратегически выгодной или топографически удобной пограничной черты… полагаю, что… можно обсуждать три решения Польского вопроса: независимость Царства Польского, самобытное существование Царства в единении с Россией и более или менее широкое провинциальное самоуправление края».
Независимое Царство Польское «не в состоянии будет успешно бороться с Германией… отказ от Польши будет истолкован как признак нашей слабости… Германия при содействии австрийцев может сблизиться с независимой Польшей и сделать Варшаву… центром политической интриги… направленной против нас. Мы должны сохранить прямой общий контроль над судьбами Польского края и не должны отречься от нашей исторической традиции, созданной Екатериной II и Александром I».
Неверно «предоставление Царству лишь провинциального самоуправления… реформа не может… избежать образования Польского сейма и отмены ограничений в области польского языка, веры и школы… вся работа поляков направится на борьбу за расширение пределов дарованной реформы… Только средний путь ведет к цели. Надо создать в Польше такую политическую организацию, которая сохранила бы за Россией и ее Монархом руководство судьбами польского народа и… давала бы его национальному движению широкий выход… на путь правильного устроения внутренней политической жизни края… решение было бы восстановлением традиций политики Императора Александра I и Императора Николая I»[103].
Николай II во время аудиенции 6 июля 1916 г. графу С. Вёлепольскому благосклонно принял план польской автономии, но предложил представить «проект императрице… добавив, что она умная женщина и он советуется с ней по всем вопросам». Александра Федоровна враждебно отнеслась к предполагаемой автономии Польши, что использовал Штюрмер, и в июле кабинет министров отверг проект[104]. Данный шаг стал формальным поводом для отставки Сазонова. Главой МИДа назначили Штюрмера. Сазонов писал: «…наша польская политика обусловливалась… берлинскими влияниями, которые проявлялись под видом бескорыстных родственных советов» царской семье, и узким кругозором большинства военных, смотревших на вопрос с позиции «обороны нашей западной границы»[105].
В августе Николай II разрешил образовать в составе МИДа Особый политический отдел: ему поручили изучение вопросов, касающихся славянских народностей, но отдел не подготовил ни одного обобщающего документа. В итоге правительство и МИД не имели целостной программы послевоенного устройства западных рубежей России. В ноябре Николай II уволил Штюрмера с обоих постов, назначив министром иностранных дел Н. Н. Покровского. МИД полагал, что приоритетной для России в будущем станет оборона «новых русских областей Галиции», а граница с Германией станет «оплотом мира». В январе 1917 г. Николай II согласился на создание Особого совещания для разработки государственного устройства Польши и отношения ее к Империи. В феврале в записке по польскому вопросу для внесения в Особое совещание Покровский изложил мнение о польских границах: без Познани и Кракова Польша «думает о русских западных губерниях… присоединение к ней… польских земель Пруссии и Австрии» есть средство «обороны нашего западного края». Полагали, что в Польшу войдут губернии Царства, кроме Холмской: она «по своим этнографическим и религиозным условиям тесно примыкает к Восточной Галиции». В ноябре поверенный в делах в Берне Н. Бибиков отметил, что существует опасность прецедента: в случае захвата Волыни Германией оккупационные власти могут объединить восточную часть Холмщины с Западной Волынью и создать «украинский Пьемонт для агитации в Малороссии»[106].
Позиция Совета министров эволюционировала в благоприятном для поляков направлении, но Царство Польское было оккупировано Германией.
Внимание воюющих коалиций привлек и северо-восток ЦВЕ. После оккупации Германией Варшавы, отметил Сватковский в сентябре 1915 г., тема «государство-буфер» в немецких газетах «расширилась весьма неприятным для поляков образом. Стали говорить не об одном польском государстве-буфере, а о целой цепи таких буферов, имеющих целью отделить Германию и Австрию от России. Литва и Малороссия… выдвигаются в первую очередь». Левоцентристские партии Царства Польского и Галиции обратились в октябре к Бетман-Гольвегу с меморандумом: «Присоединение Гродненской, Виленской и Минской губ[ерний] к Польше… содействовало бы естественному распространению польской нации на восток, а это задушило [бы] русофильские течения в Польше, ибо русские не могли бы отказаться от Белой России в пользу поляков». В январе 1916 г. Сватковский писал: в литовских землях с польским меньшинством «германцы усиленно выдвигают на первый план литовцев, занимая позицию явно антипольскую». В Белоруссии «политика… полонофильская»[107].
Эндеки стремились отвлечь внимание России на литовские земли в составе Восточной Пруссии. Дмовский говорил в декабре 1915 г. Сватковскому, что, если «устье Немана перейдет в русские руки, торговля всего неманского бассейна направится на Мемель; Кёнигсберг потеряет всякое значение, и его немецкое население быстро пойдет на убыль». Пангерманисты требовали «присоединить для блага Кёнигсберга весь средненеманский бассейн к Восточной Пруссии», хотя часть района была населена литовцами[108].
После оккупации Литвы Германия вынашивала разные планы в ее отношении: от присоединения к рейху до превращения в марионеточное государство. В августе 1916 г. Сватковский информировал МИД о проекте создания польско-литовской унии под протекторатом Германии для «польско-литовской ссоры и обострения польско-русских отношений». В ноябре Бибиков писал Нератову о плане автономной Литвы в составе Германии, а «за Познань и Галицию полякам будут сулить вознаграждения в сторону Белоруссии». В январе 1917 г. статс-секретарь германского МИДа А. Циммерман признал: «Германия… не хочет ручаться
