створке красовалась эмблема Храма - голова Золотого тельца с нимбом в форме подковы. Между прочим, обе эмблемы были из чистого золота. Прихожане расстарались для своего храма. За дверьми располагалось его местное отделение, специально для этого этажа. Не такое роскошное, как центральное, но Антону оно, по правде говоря, всегда нравилось больше.

Здесь он изучал азы веры, тут подписал свой первый контракт - с городом, принимая на себя права и обязанности полноценного горожанина - и сюда же ноги принесли его, когда стряслась беда. Маленький и уютный, обычно этот храм был тих и немноголюден. Но только не сегодня!

Когда Антон распахнул дверь, изнутри, точно облачко, выплыл приглушенный гул голосов. Сразу за дверью прихожанина встречала мраморная статуя Мамоны. Она была раза в три меньше, чем на городском рынке, но зато проработана более детально. Скульптор старательно высек каждый волосок на шкуре Золотого тельца. Антон с почтением поклонился Мамоне и только потом повернул голову на звук. Голоса доносились из правого крыла. Там, у доски объявлений собралось не меньше сотни прихожан.

Люди стояли небольшими группками и негромко переговаривались. Кто-то молился. Двое у стены о чем-то шепотом жарко спорили. Спорщик постарше повторял как заведенный: "я же говорил! я же говорил!". Его собеседник всякий раз морщился, словно получал оплеуху. Высокий юноша в белом костюме нетерпеливо прохаживался взад-вперед.

- Идет, идет, - прошелестело в воздухе.

К доске вышел служитель храма в желтой мантии с синей полосой. Прихожане поспешно расступились. Служитель молча закрепил на доске новое объявление. Самые нетерпеливые заглядывали ему через плечо, чего обычно никто себе не позволял. Спорщик постарше схватился за сердце. Антон подошел ближе.

Самое свежее объявление всегда размещалось в центре. Более старые постепенно смещались в стороны, пока не достигали края доски. Тогда их просто снимали. Последнее объявление оказалось посвящено экономическим итогам дня и, судя по первым строчкам, хвастаться Директорату было нечем.

Ни для кого уже не оставалось секретом, что один из амбициозных – и невероятно затратных! – проектов городской администрации оказался, как принято говорить в таких случаях, не вполне успешным. Настолько не вполне, что бюджет сиганул в минус, как балласт с дирижабля. Те, кто наверху, тяжело вздохнули и потуже затянули пояса тем, кто внизу. Вначале, конечно, всяким электам и рабочим, но постепенно кризис добрался и до верхних этажей.

Объявление более чем наполовину состояло из списка тех, кто оказался непростительно беспечен в это непростое время и полностью разорился. Третьим номером в этом списке стоял "горное предприятие Каверна".

Антона точно копытом по затылку стукнуло. Какое-то время он стоял в состоянии обморока, ничего не видя, не слыша и не воспринимая.

"Ну вот теперь точно катастрофа", - спокойно и размеренно сказал внутренний голос.

Практически все свои деньги, оставшиеся после покупки шагохода, Антон вложил в эту шахту, будь она неладна! И что теперь?! Дипломированный горный инженер ошибся и богатая золотоносная жила оказалась миражом? Антон протер глаза, разгоняя туман и подсознательно надеясь, что он неверно прочел название разорившейся шахты. Нет, всё верно: "Каверна". Взгляд скользнул по строчкам ниже: "предварительные оценки оказались сильно завышенными", "неудачное стечение обстоятельств", "31 января в 9:00 суд признал шахту банкротом"…

- Погодите-ка! - прошептал Антон.

В девять утра? Антон купил их акции практически в полдень! Не с рук - здесь же, через храмовую кассу.

- Этого не может быть, - прошептал Антон. - Этого просто не может быть.

- Может, раз написано, - так же тихо отозвался голос у него за спиной. - Храм не ошибается.

Антон едва сдержался, чтобы не усомниться в этом вслух. Несомненно, этому было какое-то другое, не столь еретическое объяснение. Просто Антон его не видел. Впрочем, в тот момент он вообще мало что видел. Молча повернувшись, Антон пошел прочь. Ни на кого не глядя, никого не узнавая. Осознание полного провала вдарило его по голове, вышибив из нее всё, кроме единственной мысли: это конец!

Обойдя статую Золотого тельца, Антон оперся ладонями о постамент и словно отгородился им ото всех. Простоял так, наверное, несколько минут, пока в голове слегка не прояснилось. Впрочем, когда прояснилось, мысли сразу потекли такие, что хоть обратно ныряй в ступор!

Благодаря покупке шагохода Антон с лихвой выбрал норму потребления на эту зиму, но февраль - месяц короткий. Тех средств, что еще оставались, даже на март толком не хватит. Разве что действительно продать шагоход, но на него еще покупателя найти надо. Причем, как ранее правильно заметил сам Антон - более авантюрного. Таких среди городской элиты всегда было немного.

Антон с тоской окинул взглядом левое крыло храма, словно бы надеялся, что искомый авантюрист прятался где-то здесь. Если он и прятался, то очень искусно. Укрыться тут было практически негде. Разве что за одной из трех дверей в левой стене. Они вели в кабинеты, где прихожанин мог один на один переговорить со служителем Мамоны.

Над каждой дверью горела лампадка, показывая, что дежурный жрец на месте. Обычно в столь поздний час дежурил только один, но сегодня он бы явно не справился с наплывом тех, кому срочно потребовалась духовная консультация. С того момента, как служитель вывесил объявление, прошло едва ли четверть часа, а перед каждой лампадкой уже была опущена шторка - мол, занято. Наверное, еще бы и очередь выстроилась, но на верхних этажах считалось неприличным так открыто демонстрировать, что у тебя проблемы.

Из первой двери вышел юноша в светлом костюме. Антон тотчас напустил на себя максимально беззаботный вид. Зря старался. Глядя строго перед собой, юноша прошел мимо. Антон выждал положенную правилами приличия минуту и поспешно юркнул внутрь.

За дверью была ярко освещенная комнатка. Массивный стол из красного дерева перегораживал ее пополам. За столом сидел худой жрец