я достала телефон и посмотрела на экран.

– Пашка, – произнесла я.

– Легок на помине, – криво ухмыльнулся Стас.

– Я должна ответить, – пробормотала я, взглянув на Веру, взяла телефон, встала и отошла к окну, подальше от наглой ухмылки Стаса.

– Яна! Черт тебя подери! – заорал Пашка. – Где тебя носит? Почему ты не берешь телефон в приемной?

– Паш, не кричи, пожалуйста. Я отошла ненадолго. Лучше скажи, что там у вас? Как склад? Пожар потушили?

– Да, слава богу, все обошлось минимальными потерями. Правда, много груза испорчено. Но кое-то можно спасти. И склад практически не пострадал… Не заговаривай мне зубы! Куда ты отошла?

– Ну, я тут, недалеко, – врать мне Пашке не хотелось. Тем более, что Стас наверняка слушает наш разговор.

– Где именно? Твою ж мать, Яна! Я же просил тебя сидеть на месте! Это что, так трудно? Еще и часа не прошло, а ты уже где-то бегаешь!

– Да все в порядке со мной. Не волнуйся ты так. Я в безопасности… Я тут у Веры…

– Нет, я все-таки приобрету наручники, – простонал Пашка. – Яна, горе мое, какого лешего тебя к Вере понесло? Неужели сложно, просто посидеть в приемной и подождать моего возращения? А, впрочем, что это я! Ты просто физически не способна на такое. Все, оставайся там с Верой, никуда не ходите. Я тут недалеко, я за тобой заеду.

– Паш, а может, не надо? Я на такси доберусь, я уже собиралась как раз его вызывать, – я попыталась представить, как отреагирует Пашка на Стаса в роли Вериного ухажера и начальника ее юридической службы, и эта картина мне не очень понравилась. Учитывая то, что Пашка уже несколько дней на нервах, боюсь, дело может закончится дракой. Впрочем, остановить Пашку я уже бы не смогла.

– Надо! Мне все равно по дороге, – отрезал Павел.

Я беспомощно покосилась на Веру. Та сидела в глубокой задумчивости, не глядя ни на меня, ни на Стаса. Зато Стас внимательно слушал мой разговор и был явно напряжен, вероятно, тоже не горел желанием встречаться со своим бывшим лучшим другом.

Я предприняла последнюю попытку, в надежде избежать скандала.

– Паш, да я уже почти на выходе стою. Я к Вере всего-то на пять минут заезжала. Давай, я все-таки…

То, что произошло дальше я не очень поняла. Мир вокруг в одночасье изменился. Звуки, краски, запахи. Все будто бы переключили одним нажатием кнопки. Дикий грохот! Яркая до рези в глазах вспышка. На меня дохнуло горячей волной, словно я приблизилась слишком близко к костру, а потом ударило и куда-то поволокло. На меня бросилась стена, чем-то привалилось сзади, потом я услышала звон стекла, и тут кто-то снова нажал на кнопку, и все погрузилось в темноту и тишину.

29.

– Господи, что ж это такое, что же это… Вера Александровна… Станислав Игоревич…

Это были первые слова, которые я услышала, очнувшись. В голове гудело, а в уши как будто вставили вату или затычки, потому что причитающий тонкий женский голос слышался как будто издалека.

– Вера Александровна, что же это…

Меня никогда не били по голове, как-то бог миловал, но тут я была почему-то твердо уверена, что меня приложили именно по башке и приложили хорошо, потому что так хреново я еще никогда себя не чувствовала. И глаза было не открыть, веки словно свинцом налились. Это, наверняка, дело рук Стаса, промелькнула мысль. Это он… я ж его почти прижала к стенке. Господи, Вера! Я усилием воли заставила себя приоткрыть наконец-то глаза.

Это помогло слабо. Все вокруг было как в тумане и почему-то в дыму. И сквозь вату в ушах доносились чьи-то голоса. Я попыталась подать голос, но вместо слов из горла выдавилось лишь какое-то бульканье и свист. И к тому же я только сейчас обнаружила, что лежу, ну, что в принципе было вполне логично – раз уж меня долбанули по башке. Только вот откуда дым?

И тут до меня внезапно дошло. Взрыв! Это же был взрыв. То есть сначала мне позвонил Пашка, я поднялась, обогнула стол и отошла подальше, к окну. Ну да. Чтобы не видеть ухмыляющуюся рожу Стаса, а он, как чувствовал, повернулся вполоборота в мою сторону. Слушал внимательно… А потом раздался хлопок. Взрыв. О, Боже…

Теперь дым я уже не только видела, но и чувствовала. Запах жженного пластика, гари и чего-то еще. Бумаги… словно кто-то поджег бумагу. Я слегка повернула голову, и мой взгляд уперся в ботинок. Хороший такой, добротный мужской ботинок из светло-коричневой кожи. Не знаю, сколько времени я пялилась на этот ботинок, вернее на ногу в ботинке, которая почему-то оказалась вровень с моим носом – наверно, целую вечность. Даже забыла про дым, и про голоса, и про Веру. Перед глазами стояла только это расфокусированная картинка – нога и ботинок, ботинок и нога, нога и…

Я оперлась рукой об пол, чтобы подняться, и тут же негромко вскрикнула от боли. Тысячи мелких стеклянных осколков вонзились в ладонь. Я одернула руку и только тут заметила, что моя рука вся в крови, не только ладонь, но и запястье и чуть выше. Несколько минут я разглядывала свою окровавленную руку, удивленно и внимательно, а потом, продолжая держать руку перед собой и не отрывая от нее взгляда, я все же поднялась, села и наконец-то смогла оглядеться.

Не знаю, что я ожидала увидеть, но только не это. Дым, какие-то люди, осколки стекла – рядом со мной весь пол был ими усыпан. Я медленно обводила взглядом вокруг себя – слева направо, пока мой взгляд опять не уперся в этот ботинок. И ногу. Кусок ноги. Я открыла рот и заорала так, что мой собственный крик выбил заглушки из ушей. Мир вокруг меня сразу заполнился звуками, и причем самый высокий и сильный издавала я сама…

– Здесь живой! Здесь выживший!

Откуда-то из-за дыма появились люди, кто-то опустился передо мной на колени, кто-то гладил меня за руку, за плечо. Я ничего не понимала. Я только смотрела на эту чертову ногу в коричневом ботинке и орала.

– Т-т-там нога… она… ик…

Плакать я уже не могла, только икала. И пыталась сквозь всхлипывания и икание что-то сказать. Получалось у меня плохо.

Сидевшая напротив меня полная женщина в синей униформе осторожно, ватным тампоном промокала мне лицо. От ее прикосновения кожу жгло, я морщилась и все норовила оттолкнуть ее руку.

– Тихо-тихо, – уговаривала меня женщина. – Потерпите, ну же.

– Там н-н-нога.

– Хорошо-хорошо…

– Нет, вы не понимаете, там…

Далась же мне эта