в поручики драгунского полка) и дали предписание явиться в личное распоряжение г[енерал]-а[дъютанта] Скобелева. Боясь опоздать к началу боев, поручик фон Блюммер по прибытии в Красноводск со своим багажом и лошадьми, немедленно двинулся с первым же выступившим транспортом, медленность движения верблюдов его удручала. С полпути до Вами, бросив свой багаж со своими слугами в караване, он нанял за большую сумму надежного проводника и на лучших своих лошадях без всякого конвоя ускакал вперед, только подночевывая в укромных местах. Сегодня утром он только что прибыл, явился генералу Скобелеву и вручил ему свое предписание. Генерал принял его сухо и даже сурово, ничего ему не сказал, а отпустил, обещая подумать. Теперь поручик фон Блюммер, не зная никого в отряде, решительно потерял голову, как ему поступить дальше, куда ему иди и что ему делать.

Меня этот рассказ тронул. Я предложил ему по-товарищески разделить со мною палатку, а прежде всего, что-либо поесть. Мой вестовой быстро вскипятил чайник, а я достал заветную банку швейцарского сгущенного молока с кофе и последний пакет бисквитов; к этому присоединилась полубутылка коньяка и коробка шпротов. Уже несколько дней голодавший фон Блюммер сразу опустошил все ему предложенное, рассыпаясь в выражениях своей сердечной благодарности. Между тем, в уме генерала Скобелева произошла реакция: ему было обидно и досадно, что, не спросясь, свыше навязали «фазана», да еще тогда, когда вся черная работа была уже проделана. С другой стороны, он учел скорость и риск богатого красивого гвардейца, все бросившего в столице для чести быть в бою. Его тронуло также смелое и быстрое движение офицера-кавалериста через пустыню последние три дня с одним лишь наемным проводником, притом на своей собственной лошади. Этот рискованный проезд, кажется, и решил участь фон Блюммера. Был послан адъютант немедленно разыскать «приехавшего офицера» и пригласить к завтраку в ставку командующего войсками. Офицер нашелся у меня, уже основательно закусивший, и поторопился явиться по заву. Часа через два он пришел ко мне в полном восторге от г. Скобелева.

Поручик фон Блюммер (сын русского резидента при саксонском дворе) был обстоятельно опрошен Скобелевым о всех столичных новостях, в которых он оказался превосходно ориентированным. Он был воспитан в Германии, в Дрезденском кадетском корпусе и выпущен офицером в прусскую гвардейскую конную артиллерию. Но после смерти своего отца, как русско-подданный, для принятия огромного наследства в Петербурге фон Блюммер перешел тем же чином в русскую гвардию. В высшем обществе, благодаря своему происхождению и богатству, красоте и превосходном знании всех главнейших европейских языков (кроме русского, которым он владел с трудом), он считался завидным женихом и всюду был принят. Но желание участвовать в боях побудило его прервать столичную легкую и веселую жизнь и примчался сюда. Сообщенные теперь им г. Скобелеву новости, особенно из высших сфер, представляли большой интерес и расположили к нему «Белого генерала», который оставил его при себе ординарцем: эта должность считалась у нас почетной, но в то же время крайне опасной и рискованной для жизни, потому что характер поручений г. Скобелева своим ординарцам был самый рискованный и беспощадный, как это показала в Турции прославленная деятельность «Белого генерала». Мы с фон Блюммером подружились с первого дня и окончательного устройства он прожил еще несколько дней в моей палатке.

Войска стянулись. Всего в составе экспедиционного отряда насчитывалось около 10 000 человек на довольствии, но собственно для боевых действий в Вами стянулось к половине октября 1880 года до 6000 бойцов всех родов оружия, а с ними около 100 полевых орудий разных калибров, из которых лишь одна наша батарея стальных орудий имела современные дальнобойные орудия; остальные (кроме морской батареи) были частью строевые батареи с медными орудиями, а большей частью, присланные с Кавказа старого типа орудия и мортиры для вооружения осадных батарей и этапных пунктов.

23го октября 1880 г. после торжественного молебствия и краткой внушительной речи войскам г[енерал]-а[дъютанта] Скобелева из Вами двинулся авангард, а за ним главные силы экспедиционного отряда. Генерал Скобелев со своим штабом шел в авангарде. В день выступления прошел проливной дождь: это встречено было войсками (по старинному кавказскому поверью) как доброе предзнаменование, а животные радостным ревом, так как всюду они находили лужи пресной воды на самом пути.

Авангард в тот же день к вечеру выдвинулся далеко вперед, а перед ним медленно стали отходить конные партии текинцев. Беспрепятственно достигнув Егиан-Батырь-кала, генерал Скобелев приказал это место быстро укрепить. Когда же сюда подошли и главные силы, то была предпринята большая (по счету вторая) рекогносцировка, в которой приняли участие два батальона пехоты, наша стальная батарея, морская батарея и полк казаков.

Генерал Скобелев повторил такой же маневр, как и в первую рекогносцировку: отряд смело двинулся вперед, подошел довольно близко к неприятельской крепости и медленно прошел вдоль всего ее западного фронта, пока топографы снимали местность; артиллерия обстреляла стены крепости, переполненные защитниками.

Окончив задачу разведки, отряд отошел, сильно преследуемый массами неприятельской конницы, не решавшейся, однако, идти на нас в атаку, потери в этот раз были невелики. В последующую за рекогносцировкой ночь неприятель дважды пытался атаковать наше расположение в Егиан-Батырь-кала, но был отбит с большими потерями. Г[енерал] Скобелев поджидал еще подходящих в Кавказа своих частей, а также и отряда полковника Куропаткина, текинская конница снова попыталась расстроить наши коммуникации, но получила отпор как от гарнизонов этапных пунктов, так и конвоя караванов. Все же это было очень слабое и чувствительное наше место в районе действий экспедиционного отряда, и сильно озабочивало генерала Скобелева. Поэтому 6- декабря была предпринята новая большая рекогносцировка (третья по счету) к стороне Геок-Тепе, чтобы заставить противника убрать высланные на наш тыл большие партии, опасаясь за участь своей главной твердыни.

Состав рекогносцировочного отряда был такой же. В этот раз по какой-то причине на рекогносцировку мы выступили не рано; смело двигаясь вперед, наш отряд направился сначала к южному предместью крепости Геок-Тепе, представляющему сады, окруженные глинобитными в рост человека стенами, из-за которых противник открыл по нас меткую стрельбу своими большими фитильными ружьями (мултуками), нанося нам чувствительные потери. Отсюда отряд повернул на север, двигаясь медленно вдоль западного фронта обороны текинцев; с высокой крепостной стены нас осыпали пулями из фитильных ружей и захваченных русских винтовок, а пушка с вершины холма бросала в отряд гранаты, которые не разрывались. Медленно продвигаясь, отряд поравнялся с северным фасом крепости; только отсюда генерал Скобелев решил повернуть назад в свой лагерь. Местность представляла овражистые и песчаные дюны с порослями кустов, что позволяло противнику незаметно подкрадываться к нашему отряду.