— Не начинай.

— Я всегда был привлекателен, пользовался успехом у женщин.

Акме мрачно фыркнула и ответила:

— Я рада и за тех женщин, и за тебя, и за твою скромность.

Девушка резко поднялась и направилась спать. Но Сатаро не намеревался так просто сдаваться. Он поднялся, догнал её, взял за руку и заявил:

— От судьбы не убежишь, Акме. Ты ещё поглядишь благосклонно в мою сторону.

«Но это не значит, что я должна выйти за тебя замуж!» — раздражённо подумала Акме, а вслух сказала:

— Спокойной ночи, Сатаро.

Целительница вернулась к своему одеялу, проверила спит ли Гаральд и прижалась к нему. Атиец не шелохнулся, когда она легла рядом, но открыл глаза и пристально поглядел на укладывающегося на ночлег Сатаро, пытаясь усмирить свою лютую ярость. До удобного случая.

Акме показалось, что, едва она закрыла глаза, её тотчас разбудили.

В ушах гудело, поток жизненной силы камня Иркаллы приятно теплился под нею, а ласковый шёпот многочисленных голосов более не казался зловещим — он обволакивал теплом и убаюкивал.

— Что такое? — сипло спросила она, медленно усаживаясь. — Сколько мы спали?

— Несколько часов…

— Вставайте, вставайте!.. — Цере и ещё несколько мирославцев торопливо будили путников.

Увидев тревогу на лице капитана, Акме быстро встала, без лишних вопросов подошла к Гаральду и спросила у него, в чем дело.

— Цере и Лако наткнулись на отряд коцитцев в четырёх залах отсюда, — ответил Гаральд.

— Сколько их? — выдохнула Акме, обратившись к Цере.

— Около сотни, — последовал ответ. — В плену они держат человека.

Сердце Акме дрогнуло, и по душе её огнём разлилась нега. Мертвенно побледнев, она выдохнула:

— Как он выглядит?

Вместо него ответил маленький и юркий Лако:

— Высокий, в тёмном изорванном колете дорогой сильванской ткани. Лица его не было видно. Кудрявый, волосы пшеничного цвета.

Акме и Гаральд взволнованно переглянулись.

— Арнил! О, Небо, это Арнил! — зашептала целительница.

— Карнеоласский принц, о котором ты рассказывала? — удивился Мирослав.

— Да!

— Но почему один? — пробормотал Гаральд мрачно. — Где остальные? Их держат в другом месте?..

— Он ранен? — воскликнула целительница.

— Подобраться к нему близко не удалось, — ответил Цере. — Прикован к столбу и без сознания. Но жив — несомненно. Коцитцы готовят его к жертвоприношению.

— Он принц, у них он не проживёт долго, — задумчиво пробормотал Сатаро.

— Принц Карнеоласа — это хорошо, — довольно улыбнулся Ягер. — За него и выкуп хороший дадут…

— Я скорее собственноручно построю ещё одну Акидию, нежели буду связываться с Карнеоласом, — плюнул Мирослав. — Вызволим принца, узнаем у него, что случилось с остальными.

— Благодарю тебя! — прошептала Акме, и владыка Верны подумал о том, что ещё никто никогда не смотрел на него со столь пленительной благодарностью.

— Рано благодарить! — отмахнулся тот.

Цере и Лако подробно описали спутникам пещеру, объяснили положение едва ли не каждого коцитца и несчастного пленника.

— Ты куда лезешь? — проворчал Катайр, когда Акме попыталась настоять на том, чтобы её пустили в бой.

— Идея неплоха, — заметил Цере. — Я видел Акме в Куре. Они испугались её огня. Она не может покалечить их, но отвлечёт их, пока мы будем резать остальных. Напоминаю: нас восемнадцать против целой сотни.

— Сможешь задержать их на несколько минут? — спросил Ягер у Акме, перебив капитана Цере.

— Я постараюсь, — решительно кивнула та, тяжело дыша от волнения.

— Если не постараешься — твоего принца убьют.

— Прошу тебя, держись рядом со мной, — попросил Гаральд.

Обговорив все до мелочей и заткнув Сатаро, который пытался отстранить Акме от подобной опасности, путники оседлали коней и устремились к коцитцам.

Помещения были огромными, холодными, лишь узкие ручьи серебристыми отблесками оживляли пустоту гулких стен. Через два больших зала они спешились и притаились недалеко от входа. Цере, Акме, Гаральд, Сатаро, Ягер и Лако, низко пригнувшись, подбежали к высокому камню у входа в пещеру и осторожно выглянули. Немногочисленные костры скудно освещали большое помещение. Потолок терялся в кромешной тьме, а ничего не подозревающие коцитцы группами сгрудились вокруг костров, посмеивались, пели и выжидающе поглядывали на прикованного к каменному столбу пленника, златокудрая голова которого была обессилено опущена на неподвижную грудь. В подобном мраке оттенок волос угадывался с трудом, но Акме даже не подумала, что это был кто-то другой. Мысль о том, чтобы вырвать принца из рук коцитцев и найти остальных, вытеснила все другие.

Она даже не успела воспламениться, как огонь уже побежал по жилам резвее бурной Аштери, проворнее стрелы. Четверо путников посмотрели на огненноглазую Акме, переглянулись и приготовились к бою.

Целительница закрыла глаза и прислушалась к гулу, что от давления зашумел в её голове. Она слышала шёпот Иркаллы, который становился все громогласнее и настойчивее. Жизнь кунабульского камня будто к ней лилась, наполняла невиданной мощью, затягивала, сливалась с кровью воедино, безудержно рвясь наружу.

Акме подняла ветер вокруг себя и ощутила, как ладони её загорелись, как сила затрепетала на кончиках пальцев. Ей не нужно было звать Аштариат, не нужно было ждать, пока огонь откликнется на зов её. Она сама проникала в недра его и непобедимой армией вела за собой.

«Иркалла — твоя обитель, дитя», — зашептали сотни и тысячи голосов, дыханием щекоча кожу лица, нападая на неё безудержным ветром.

«Моя!» — мысленно воскликнула она, подняла голову, резко развела руки в стороны и высокой волною выпустила силу наружу.

Прогремел оглушительный взрыв. Сквозь плотно сомкнутые веки увидела Акме ослепительный свет огня своего. Посыпались камни, задрожала Иркалла, целительница устремилась вперёд бок о бок с рассвирепевшими своими спутниками, о стены ударяя всполохи бело-синего огня, ангелом-хранителем саардцев витая на поле боя, заставляя головы коцитцев серебриться от страха, заставляя их в панике носиться по пещере и тотчас попадать под изуверские руки мирославцев. Она сшибала с потолка сталактиты, заставляла коцитцские костры пылать ярче, загоняла дикарей в их огонь. Аромат жжёной плоти и потоками лившейся крови оглушительно нёсся к ней, но она чувствовала лишь жажду уничтожения, ненависть приглушила в ней иные чувства.

Перепуганные насмерть коцитцы спасались от страшного огня и неуклюже защищались от нападения зараколахонцев.

Сатаро неотступно бился рядом с Акме, крутя зараколахонским кистенем с шипованым набалдашником. Гаральд рубил мечом каждого коцитца, который пытался приблизиться к его невесте.

Возбуждённо смеясь, Ягер стоял посреди пещеры и слепо размахивал топором, снося коцитцские головы одним ударом. Напрасно мирославцы пытались утихомирить спутника — он слышал лишь голос своей свирепости. Цесперий не был слишком быстр, но сила его и могучий рост играли ему на руку. Он легко уворачивался от выпадов пришедших в себя коцитцев и рубил до пола.

— Акме,