различимый шёпот, но он был так тих, что она решила, что ей кажется.

— Что это было? — выдохнул кто-то из перепуганных мирославцев, несмело разгибая спину.

— Полагаю, приветствие, — взволнованно воскликнул Цесперий. — Не будем задерживаться. Если здесь начинают путь свой демоны, то мы не сможем даже спрятаться.

Вскоре добрались они до огромного древнего зала. В стене справа сквозь небольшую выбоину лился тусклый вечерний свет. Цере и другой саардец зажгли припасённые факелы, но света их не хватило на все помещение. В зале было тихо. Гулким эхом отдавался каждый шорох. Потолок и левая стена терялись во тьме, и путники несмело топтались у входа.

— Будьте готовы ко всему, — прошептал Цере, чётко выговаривая каждое слово.

Акме увидела на стене погасший факел. Он висел в старом железном кольце. Стены переливались странным блеском в свете тех факелов, что в руках держали мирославцы. Будто радуга и великое множество алмазных крупинок были заточены в этих камнях.

— Цесперий, гляди, — прошептала она, указав на стены.

Фавн недоверчиво оглядел красивый камень, Акме коснулась стены и, к своему изумлению, ощутила внутри какое-то движение. Будто в стене быстроногим потоком неслась жизненная сила. Она то вибрировала, то нежно переливалась, то бушевала, приветственно отзываясь на прикосновение Акме. Камень жил и дышал, что несказанно её удивило и напугало.

Сразу после её прикосновения в каменном зале разом вспыхнули все факелы на стенах. Путники испуганно отступили назад, ожидая атаки, но зал остался покоен. Лишь тихо бело-голубыми звёздами сияли десятки факелов, высвечивая каждый угол.

Слева возвышались пять исполинских колонн, а куполообразный потолок был слишком высок, чтобы чудной свет факелов мог добраться до самой вершины.

— Почему они зажглись? — в ужасе прошептал Мирослав.

Цесперий и Сатаро изумлённо посмотрели на перепуганную Акме, но промолчали. Цере и лазутчик Лако спрыгнули с коней и безмолвно отправились изучать каменный зал. Гаральд не удивился, но оглядывался по сторонам мрачно и напряжённо, словно в любую минуту ожидал нападения.

— Не прикасайся к ней больше, — строго фыркнул Сатаро, наблюдая за тем, как Акме кладёт на стену обе ладони и будто гладит её, прощупывая.

— Ты чувствуешь? — целительница взяла руку Цесперия и положила на стену; в голосе её сквозил страх и восхищение. Она заставила и Гаральда коснуться стены.

— Что мы должны чувствовать? — удивился он.

— Камень дрожит, бьётся, дышит!

Фавн и человек озадаченно смотрели на Акме, бестолково щупая холодный камень, не чувствуя ничего.

— Обычный мёртвый камень.

— Да какой же мёртвый?! — негодующе выдохнула она. — Будто сердце гонит по жилам его кровь. Потрогайте ещё! Он дрожит!

Цесперий отошёл от стены подальше, а Гаральд щупал камень, пока не вернулись Цере с Лако, но так ничего и не прочувствовал. Не прочувствовал и Катайр. В Акме же, навстречу камню, огнём горела и трепетала её сила.

Долго преодолевал отряд этот огромный зал, но следующий оказался меньше. Освещался он плохо, и Акме вновь незаметно от остальных дотронулась до стены, чтобы проверить, дышал ли камень здесь, и факелы зала озарились тем же бело-голубым пламенем, изумив путников. Сатаро раздражённо отдёрнул девушку от стены, а та не могла надивиться, ибо и здесь камень трепетал, будто кровь в нем билась. Камень Иркаллы хранил в себе моря жизни, быстроногой, могущественной, будто время.

— Следи за ней уже! — рявкнул Сатаро на Гаральда. — Ничем хорошим это не кончится!

В зале были две сваленные колонны, больший портик, обвалившийся, руинами лежавший на полу, а слева виднелись древние трибуны, к которым вели лестницы.

— И там все осмотрели? — спросил Мирослав.

— Да, владыка. Ни души.

— Любопытно, был ли здесь другой отряд? — пробормотал Мирослав. — Факелы погашены, все тихо. Едва ли.

— Как долго идти? — спросил Цере, обернувшись к сияющей и будто возрождённой Акме.

— Полагаю, пока не дойдём до самого сердца Иркаллы, — выдохнула она, взволнованно улыбаясь, не представляя, где находилось это сердце, но чувствуя, в какую сторону нужно идти.

Путники двигались медленно, исследуя каждый проход, каждый уголок. Опасности не было, но саардцы напряженно всматривались во тьму пещер. Цесперий запретил Акме прикасаться к стенам, смекнув, что не только Акме чувствовала жизнь кунабульского камня, но и сама Иркалла чувствовала её и все дальше заводила в свою преисподнюю.

Акме, которую все здесь, кроме Гаральда, знали мрачной, молчаливой, редко улыбавшейся, в Иркалле словно преобразилась. По щекам разлился румянец, агатовые глаза взволнованно засияли, вся она наполнилась энергией. Колдовская тьма не отталкивала и не пугала, напротив, притягивала, ласково манила.

Гаральда и остальных пугала эта перемена, в то время как целительница о ней не подозревала.

Путники не видели ничего, кроме глухого камня, красиво переливавшегося всеми цветами радуги и алмазным сиянием, бесчисленных обломков древних колонн, разрушенных лестниц. В Иркалле не было окон, бойницы остались позади, и путники потеряли счёт времени, но вскоре после входа решили остановиться на ночь.

Они набрели на ледяной чистый ручей, звонко серебрившийся во тьме, и несколько камней, за которыми можно было укрыться в случае атаки. Путники испробовали кунабульскую воду на своём несчастном нагруженном муле, после на некоторых конях послабее, подумали, помялись, а после, махнув рукой, напились холодной воды, в ней умылись и принялись ужинать.

Поужинав и устроившись поудобнее, путники пожелали друг другу чудесных снов и, завернувшись в свои одеяла, погрузились в сон.

Акме не могла уснуть. Иркалла пела ей низким многоголосием, лаская ветром, разливая по жилам бодрость. Камень дрожал под рукой ее и стучал живым сердцем.

«Любопытно, если Лорен здесь, чувствует ли он то же?..» — думала она весело и взволнованно, позабыв о своих опасениях на его счёт.

Акме поднялась и подошла к ручью.

— Почему ты не спишь? — тихо осведомился Сатаро, подойдя к ней и усевшись рядом, не обращая внимание на Гаральда, дремавшего неподалёку.

— Ты подумаешь, что я свихнулась, но я слышу Иркаллу, — прошептала она, поглядев в его ясные, но непонимающие глаза.

— Не беспокойся, я давно решил, что ты ненормальная, — вздохнул тот. — Но я видел, как от твоего прикосновения к стенам зажигались факелы твоим же светом. Мне это не нравится. Ты же в восторге.

— Не знаю, — выдохнула она, взяла его за руку и прижала её к камню. — Все ещё ничего не чувствуешь?

Она подняла на него глаза и резко отпустила его руку: на щеках его заиграл румянец, а глаза засияли. Девушка вмиг помрачнела и замолчала.

— Я чувствую лишь дрожь твоей руки. Тебя лихорадит.

— И вовсе меня не лихорадит, — буркнула она.

— Скажи, Акме, если бы не было твоего женишка, нашлось бы больше места в твоём сердце ко мне?

Девушка мрачно глянула на него