Вот только Грим хотел отказаться. Он успел понять, что и как устроено за пределами города, как сбежать в нужный момент — но далеко от Велана, с ограниченным запасом оружия, зелий и еды ожидать можно чего угодно. Еще более рискованной работе он предпочитал сравнительно безопасные поля вокруг столицы.

Тем временем, Ауфиль переубеждала его, как могла.

— Каждая вылазка становится все более рискованной, сынок. Из разных секторов все больше сообщений о ночных одиночках, которых труднее заметить. Если так и будет продолжаться, то даже летом не станет проще, — эльфийка искренне не хотела говорить слишком авторитарно, скорее пыталась преподнести свое мнение аргументированно и спокойно… Несмотря на ощущение, будто все естество кричит в панике, требуя заставить Грима во что бы то ни стало согласиться.

Вздохнув в ответ, юноша почесал затылок.

— После двух месяцев я уже привык, думаю… Даже почти свыкся с тем, что могу в любой момент не вернуться.

Ауфиль, стараясь сохранить лицо сдержанное и спокойное, прервала сына.

— Прошу тебя, не говори так. Стоит расслабиться — и придет конец. Стоит смириться — и беда не заставит себя ждать. Я знаю, ты не хочешь умирать. Никто не хочет. И я не хочу, чтобы ты погиб, вся семья за тебя переживает!

Эльф, на вид совсем молодой, но уже статный и представительный, на мгновение отпустил свое лицо — и на нем проявилась глубокая тоска.

— Да, мам, да…

Подойдя ближе к сыну, Ауфиль погладила его по щеке и направила взгляд на свое лицо.

— Что случилось? Кто-то на тебя давит? Кто-то умер? Может… — Грим не дал ей договорить, покачав головой и жестом попросив тишины.

— Нилья… она больше не приходила. Ни в прошлый раз, ни сегодня, — даже просто произнести эти слова юноше оказалось мучительно больно.

— Вот как… Она писала тебе? Передавала что-то? — на оба вопроса эльф кивнул головой, отчего его матушка озадачилась еще больше, — Тогда в чем проблема? Она же не бросила тебя, не забыла, просто…

Грим не дал ей договорить, и с обидой в голосе перебил Ауфиль.

— Занята, да? Она то же самое пишет… Что работает, что не может, что рада бы встретиться… Какой толк, если мы не видимся уже два месяца?

Глядя на своего сына, эльфийка про себя облегченно вздыхала. Ауфиль отлично помнила период, как они с Дереком познакомились, стали сближаться — не без терзаний, горя и тоски. Но, по воле ли Обеллоса, Абсолюта или простой милости Судьбы, эльфы, стоит им найти свою пару, редко расстаются. На интуитивном уровне их тянет к тем, с кем жизнь сложится — и лишь изредка эльфы расходятся, особенно после бракосочетания.

Потому для Ауфиль происходящее с сыном не было секретом: он попросту встретил свою любовь. И она надеялась, что если он сумеет выжить, то его будет ждать светлая пора близости и тепла, так необходимая каждому в этом проклятом городе.

Вот только Гриму объяснять бесполезно — ведь он с самого момента, как встретил Нилью, жил сердцем, а не разумом. Что весьма осложняло ситуацию.

Приобняв сына за плечи и поцеловав его в макушку, эльфийка позволила ему раствориться в своей материнской любви, пусть нужна была любовь другой.

— Милый мой… Тебе тяжело, и ты думаешь, что я этого не знаю. Но я точно уверена в одном: ты должен жить. Бороться всеми силами. Потому что если вдруг она придет встретиться с тобой и не отыщет — будут сломаны две жизни, а не одна, — дыша медленно и глубоко, Ауфиль прижимала ухо юноши к своей груди. Мерно стучащее сердце ровным звуком возвращало Грима в детство, когда всякая тревога таяла и испарялась, стоило лишь обнять маму.

Высокий и окрепший, выдержавший два месяца походов за стену Грим сейчас едва сдерживал слезы. Эльфийка прекрасно это понимала — и пусть ее мальчику будет больно, она должна помочь ему.

Тихий, мелодичный голос стал ласкать слух вздрагивающего юноши. Пение матери всегда приносило покой — так или иначе. Если раньше ее колыбельная сразу оставляла лишь мир на душе, то сейчас раскрывает потаенные страхи, заставляет прожить боль — и только затем получить долгожданное облегчение.

Грим держался как мог. Не пристало юноше, что уже вошел во взрослую жизнь эльфа, плакать в объятиях матери. Вот только сперва он перестал моргать — ведь глаза стали влажными сами по себе. Затем по щеке, увлажняя одежду Ауфиль, покатилась первая слеза. За ней — целый ручей.

Среди потока бессвязного бормотания Грима о любви, о душевной боли, о нежелании сражаться за будущее без своей избранницы, его матушка все так же нежно гладила свое дитя по голове, помогая не забыться в истерике, но выплеснуть накопившиеся переживания.

Только с Ауфиль юноша мог позволить себе раскрыться. Внутри он ощущал, что у него были силы воспротивиться желанию разрыдаться. Но зачем, если рядом та, кто защитит от любой беды? Как скала защищала эльфийка свое дитя от всяческих невзгод — но пришла пора не оберегать от них, а позволить сыну закалиться через испытания. Встать не впереди, а сзади, не укрывать, а поддерживать.

Слезы проливались нескончаемым потоком до тех самых пор, пока Ауфиль не закончила петь. Она не была уверена, сможет ли еще облегчить душу сына, если споет снова — и проверять это на родной крови совсем не хотела.

Эльфийка помогла Гриму подняться, а затем отвела к умывальне — все же тратить ткань на платки перестали почти сразу после Первой Ночи. Еле шевеля ногами и весьма сильно опираясь на мать, Грим пару раз плеснул ледяной