Шрифт:
Закладка:
Юная госпожа Цзюнь отвернулась и взглядом пробежалась по улице.
Народу становилось все больше и больше.
– Мы так и не двинулись с места, сколько уже можно стоять и болтать? – начала громко выражать свое недовольство Лю-эр.
Немного жаль, что отдаленные звуки фейерверков и хлопушек все равно заглушали ее голос. Но, к счастью, больше старая госпожа Фан ни с кем не обменивалась приветствиями, так что она, наконец, уверенно сделала шаг в сторону улицы.
Три сестры следовали вплотную за своей бабушкой. Конечно же, они понимали, на что так уставились люди, и, хотя девушки напряглись из-за пристальных взглядов толпы, они ни капельки не трусили.
– Вторая сестра, фонарик, который сделала я, находится впереди, – с улыбкой сказала Фан Цзиньсю. Она протянула руку и указала на него, одновременно обернувшись на повозку позади нее.
Ей захотелось позвать своего брата, но слова застряли у нее в горле. Цзиньсю кричать не стала, а вот народные массы сдерживаться не стали:
– Молодой господин Фан!
– Молодой господин Фан!
Повозка семьи Фан выглядела очень богато, а роскошные занавески скрывали сидящих внутри людей. Но ведь народ пришел не для того, чтобы на повозку поглазеть.
– Как же вы смотрите на фонари?
– Отодвиньте шторку.
– Молодой господин Фан, посмотрите на фонарик, который я сделала!
Со всех сторон на Чэнъюя градом обрушились и искренние, и лицемерные непрекращающиеся громкие возгласы.
Госпожа Фан вдруг вспомнила сказание о красивом мужчине, на которого не могли наглядеться до самой его смерти. Но по сравнению с ним Чэнъюй был в разы слабее, а все эти люди уставились явно не ради того, чтобы полюбоваться его красотой.
– Езжай быстрее, – начала подгонять госпожа Фан.
Вопреки всему, Фан Чэнъюй протянул руку и слегка приподнял занавеску.
Его поступок оказался настолько внезапным, что госпожа Фан даже вскрикнула. Заметив, как колыхнулись шторки, ненасытная толпа завопила еще громче.
– Чэнъюй! – госпожа Фан, которая не могла этого вынести, протянула руку и ухватилась за занавеску.
Какая мать вообще могла выдержать, когда на ее родного сына смотрели, как на безделушку?
Но Фан Чэнъюй хватки не ослабил и продолжил держаться за шторку.
– Мама, я ведь не сделал ничего подлого, – ответил он. – Мне нечего стыдиться.
Верно, он ведь не сделал ничего плохого. Почему он не мог смотреть людям в лицо? Почему боялся видеться с ними? Почему он просто не мог достойно предстать перед народом?
Госпожа Фан бросила на него взгляд и все же распахнула занавески.
– Хорошо, Чэнъюй. Любуйся фонариками, – мягко сказала ему мама.
Фан Чэнъюй лишь улыбнулся ей в ответ.
К тому времени они уже добрались до первых фонарей. Большой деревянный каркас был украшен кучей изысканных фонариков, по девяносто девять штук с каждой стороны, которые, по мере их вращения, невероятно переливались и сверкали.
Все взгляды оставались прикованы к повозке. Поскольку шторки были открыты, народ смог лицезреть молодого господина, укутанного в черное пальто. Из-за такого контраста его лицо казалось еще более бледным, но, несмотря на это, продолжало ярко сиять в лучах света бесчисленных фонарей.
Людям вдруг показалось, что абсолютно весь этот свет сконцентрировался на лице Чэнъюя. В мгновение ока все присутствующие были заворожены им.
Парализованный молодой господин семьи Фан не был таким уж слабым и уродливым, каким его все успели представить. Вопреки этому он оказался тем еще красавцем.
Неужели такой привлекательный юноша умрет уже к концу года…
– Какая жалость, – думали все, кто смог увидеть его.
Глава 52
Яркие огни Праздника фонарей
На самом деле внешность Чэнъюя не так уж и сильно впечатлила любопытную толпу.
Просто удачно совпало, что народ смог увидеть его под ярким светом фонарей. Как только повозка миновала лучи этого света, все становилось на круги своя. Люди приходили в себя и осознавали, что не увидели ничего особенного.
Но даже одного этого мига хватало, чтобы всех вокруг взбудоражить, поэтому народ все плотнее начинал толпиться возле повозки и следовать за ней.
– Молодой господин Фан! – крики все не стихали.
Старая госпожа Фан с остальными наблюдала за происходящим. Они очень разволновались, когда Чэнъюй раздвинул шторки. Однако когда заметили, как молодой человек невозмутимо встретился лицом к лицу с массой людей, то смогли вздохнуть с облегчением. Наряду с этим их души не покидало чувство горечи.
В этом году фонари горели особенно ярко, но, к великому сожалению, в сердцах у некоторых царил полный мрак.
Члены семьи Фан под пристальным наблюдением толпы продолжали идти вперед.
На этот раз все смотрели не на фонарики, а на человека, который прежде никогда не показывался на глаза и в ближайшем будущем должен был умереть.
Словно… мимолетная вспышка фейерверка.
Но, впрочем, какая вообще разница? По крайней мере, публике он показался в роли того, кто просто приехал полюбоваться фонарями, а не в роли жениха и аксессуара для девушки…
Ему просто хотелось побыть здесь одному и не подвергаться унижению от других. Фан Чэнъюй любовался разноцветными фонариками и слушал смех и гогот, доносящиеся до него с обеих сторон.
– Это невероятно, – сказал он сам себе и обернулся назад.
Проезжая через бурлящую толпу, Чэнъюй обратил внимание на девушку, которая только добралась до фонарей.
Эта девчонка в какой-то момент случайно отстала от них или же с самого начала не планировала гулять вместе и намеренно оказалась в стороне?
Пожалуй, ее стало видно из-за того, что толпа продолжала следовать за семьей Фан и вокруг девушки образовалась пустота.
Она остановилась возле подставки для фонарей, задрала голову и посмотрела на них. Лившиеся на нее лучи света делали ее изящной, но при этом очень одинокой.
В мгновение ока хлынувшая толпа закрыла Чэнъюю обзор.
Лю-эр отвела взгляд от фонариков и закинула в рот тыквенное семечко.
– Юная госпожа, они уже далеко ушли, мы продолжим следовать за ними? – невнятно спросила она.
Чжэньчжэнь окинула взглядом оживленный переулок.
– На другой стороне улицы тоже есть фонари, пошли там их посмотрим, – предложила она.
Лю-эр с превеликой радостью выбросила все свои семечки:
– Отлично, а то это невыносимо. Абсолютно никто не смотрит на фонарики, все пялятся на эту обезьяну. Какой позор.
– Вовсе и не позор, – парировала Чжэньчжэнь. – Все очень даже прекрасно.
Лю-эр высунула язык, показывая, словно ее тошнило, и наклонилась поближе к Цзюнь Чжэньчжэнь.
– Юная госпожа, они уже далеко ушли и ничего не услышат, нет необходимости говорить о них
