Хирургеон и Железный Кулак в один голос твердили, что он не должен оставлять попыток, но это было слишком мучительно.

– Вытяни руку вперед, бастард. Я слепой.

Кип положил руку на стол. Старик накрыл ее своей ладонью.

– Пожалуйста, не надо, – сказал Кип. – Это очень больно.

Андросс Гайл отстраненно хмыкнул. Его костлявые, бледные, тонкие пальцы, обтянутые морщинистой кожей, скользили по Киповой ладони, невзирая на маслянистую мазь. Было больно, но Кип держался.

– Ты очень скоро потеряешь способность пользоваться этой рукой, если не будешь разрабатывать пальцы, – проговорил Андросс.

– Да, господин. Я знаю.

Андросс Гайл перевернул руку Кипа ладонью вниз.

– Ты знаешь. То есть ты сам предпочел стать калекой? Почему?

Кип стиснул зубы. Сглотнул.

– Потому что мне больно!

– Больно? – насмешливо переспросил Андросс. – Ты сам себя стыдишься, я слышу это в твоем голосе.

– Да, господин.

– И у тебя есть на это все основания. Не убирай ладонь со стола. Если будет слишком больно, кричи.

«Что?»

Андросс надавил на Кипову ладонь, медленно распрямляя ее. Кип почувствовал, как лопается кожа, только что наросшая на его суставах. С его губ сорвался тихий писк, но он не закричал.

«Я, конечно, здоровенный чан с жиром, стыдоба, посмешище; но я – черепаха-медведь, черт побери! Гори в аду, Андросс Гайл! Старый, бессердечный, безжалостный…»

Связки его руки пылали огнем; его ладонь уже целиком касалась поверхности стола, но пальцы по-прежнему оставались упрямо скрюченными, как когти.

А потом давление внезапно прекратилось.

По щекам Кипа катились слезы. Хватая ртом воздух, он прижал руку к своей груди.

– То, что ты хочешь заставить себе служить, следует подчинить своей воле, – проговорил Андросс Гайл. – Даже если это твое собственное тело. Возможно, в первую очередь твое тело, толстяк! Как там кожа, порвалась?

Кип выждал мгновение, прежде чем довериться своему голосу.

– Да, господин.

– Сразу же намажь раны мазью. Нельзя, чтобы туда попала инфекция.

Трясущейся рукой Кип сделал это.

– Ты ведь знаешь, что я теперь тебе скажу делать, правда? – спросил Андросс.

– Чтобы я продолжал повторять это каждый день, пока рука не заживет как надо.

Кип ощутил, как его накрывает новая волна стыда. Он ведь знал, что надо делать! У него просто не хватало на это воли. Андросс Гайл мог даже ничего не говорить.

– Ты хорошо справился, – неожиданно сказал старик.

– А?

– Ты не закричал. Я думал, ты будешь вопить. На этот раз играем без ставок. Тренировочная игра. Впрочем, в следующий раз ставкой будет твоя маленькая подружка, так что я надеюсь, что ты все же чему-то научился.

Без дальнейших разговоров Андросс Гайл сдал себе карты. Шесть лицом вниз, две открытых: «Ловчий» и «Зеленый Страж».

Это значило, что он использует колоду зелени и теней – одну из лучших, какие у него были. Кип, наспех обернув руку бинтом, тоже вытащил несколько карт из идеально белой колоды, которую Андросс выдал ему для игры. Кипу уже доводилось дважды играть этой колодой, и наконец-то он начинал привыкать к ее стратегии. Его открытыми картами оказались «Глаз Неба», усиливавший могущество, и «Купол Аракла».

Кип внутренне выругался. «Без ставок? Это же лучшее из возможных начал для этой колоды!» И на руках у него тоже были очень хорошие карты. Фактически он имел неплохие шансы выиграть.

В первых двух раундах для него не предвиделось особого выбора, и если после этого он не вытащит что-нибудь такое, что в корне поменяет всю игру, ему нужно будет всего лишь дотянуть до шестого раунда; поэтому Кип задал вопрос:

– Вы сказали, что ставкой будет моя маленькая подружка. Что вы имели в виду?

Андросс выложил «Плащ Тьмы», что сразу же подвергло сомнению Кипов гамбит.

– Та девочка, рабыня, – отозвался он.

Кажется, он не мог вспомнить ее имя. Кип не предлагал вариантов, боясь какой-нибудь ловушки. Андросс прищелкнул пальцами.

– Адрастея, – тихо подсказал Гринвуди из темноты.

Кип поглядел на него. На служителе были необычные массивные очки, которых Кип прежде не видел.

– Адрастея, – сказал Андросс так, словно сам это вспомнил; как будто Гринвуди был всего лишь продолжением его самого. – Я ее выкуплю и, если ты выиграешь, отдам тебе. Можешь взять ее к себе в комнатные рабыни. Не думаю, что у вас в деревне для парня с твоим сомнительным обаянием открывалось много возможностей для плотских утех.

У Кипа сжался живот.

– А если я проиграю? – спросил он, надеясь увести разговор подальше от подобных тем.

– Тогда она станет моей рабыней. Подумай о том, насколько это тебя волнует, – отозвался он, и на его губах промелькнула тень улыбки.

«Я рабыня, Кип, – сказала ему Тея. – Ты даже не знаешь, что это значит».

Теперь он знал. Он был толстым ублюдком из всеми забытой дыры на окраине Семи Сатрапий, но у него имелся хотя бы какой-то выбор. У Теи выбора не было. Возможно, окружающие смотрели на Кипа свысока, но Тею они вообще не видели. А если видели, то обычно совсем не в том качестве, в каком бы ей хотелось.

– У вас есть на меня какие-то планы? – спросил Кип.

Глаза старика были не видны за темными непроницаемыми очками, но его голова склонилась набок, лоб удивленно наморщился.

– Вопрос, который мне никогда не посмел бы задать мой сын. Никак не пойму, то ли ты храбрец, то ли просто дурак?

– И то и другое. Но вы уклоняетесь от ответа.

Андросс Гайл поджал губы. Поднял два пальца, махнул ими. В щеку Кипа впечатался кулак. Гринвуди, да засыпет ему Орхолам глаза песком!

Кип упал со стула, выронив карты. Он медленно принялся подбирать их с пола, восстанавливая душевное равновесие.

– Время от времени это забавно, Кип, но я не потерплю, чтобы со мной обращались неуважительно. Помни об этом, или тебе напомнят другие.

– Так вы собираетесь мне ответить или нет? – спросил Кип, понимая, что перегибает палку.

Впрочем, на этот раз Андросс Гайл спустил это ему с рук.

– Все зависит от того, насколько хорошо ты играешь в «девять королей».

На этот раз Кипу хватило ума не отвечать, хотя у него так и чесался язык спросить: «Да, дедуля, но чем закончится эта игра? Конечно, сейчас Гайлы фактически правят миром, но ведь Призмы не вечны. От твоего семейства почти ничего не осталось. Чего ты действительно добиваешься?»

Возможно, Андросс Гайл так долго плел интриги, что уже разучился не интриговать. Может быть, в этой игре невозможно выиграть, и он это знает, но всегда можно проиграть – а проигрывать ему не позволяет гордость. Поэтому он ведет бесконечную битву ценой гибели сотен других семейств и будет продолжать цепляться за власть до тех пор, пока его наглухо не заделают в склепе под Хромерией.

– У меня осталось не так уж много такого, что вы можете отобрать, – сказал Кип. – Сколько раз мы с вами сможем еще сыграть?

«Еще немного – и мне будет нечего терять; и тогда я буду только выигрывать». Впрочем, было невозможно представить, чтобы Андросс Гайл мог поставить его