– Н-ну… немножко.

Ее глаза вспыхнули.

– Они солгали! Ну конечно солгали, это же Гайлы! Но почему он послал тебя сюда одного? Он должен был понимать, что здесь сразу станет ясно, кто ты есть на самом деле. Это надо выяснить… Посмотри-ка на потолок.

На потолке, как Кип мог бы заметить раньше, если бы его внимание не было занято изобилием оригинальных карт, располагался полный спектр цветов, выполненный из сияющей глазури.

– Ты хочешь, чтобы я что-то сделал? Извлек какой-то цвет или…

Старуха взяла его за руку.

– Ничего не надо. Просто смотри.

Она прижала его пальцы к какой-то карте, один за другим. Последним был мизинец, на который она сильно надавила. Кипа обдало запахами чайных листьев и табака. Он хотел что-то заметить по этому поводу, но вдруг ощутил ужасную усталость, поселившуюся в самых костях. Все его тело болело.

Потом, словно у него из ушей вынули затычки, он услышал скрип дерева, шум ветра, плеск волн…

…Он размышляет, подбирая нужные слова. Вечер прохладен; корабль и люди пропитаны запахами порохового дыма. Где-то в трюме плачет женщина – оплакивает мертвых, разумеется. В его каюте темно, ее освещает лишь единственная свеча. Снаружи серебряные полосы лунного света режут ночь, словно мечи.

Он задумчиво катает перо между пальцами. Его обнаженная рука лежит поверх пергаментного листа, придерживая его на месте. Он пишет без секретаря; тут секретарю не место. Это измена – то, чем он занимается. Наверху письма есть имя адресата, но рука заслоняет его. Что-то, заканчивающееся на «-ос», а значит, это либо рутгарец, либо один из тысяч людей, в ком давно не осталось ничего рутгарского, помимо имени.

Затем Кип потерял любое представление о самом себе.

«…На дальнем берегу войны можно обнаружить мир на гораздо более выгодных условиях для всех нас. Дагну…» – пишу я, и скрип моего пера заполняет маленькую каюту вплоть до последнего слова, которое остается непроизнесенным. Немым. Неуместным.

Потом каюта…

Темнота. Я чувствую…

…Кип чувствует…

У Кипа кружилась голова. Он снова был в комнате и глядел на старуху собственными глазами. Янус Бориг яростно пыхтела трубкой; она казалась рассерженной.

– В пятнадцать лет? Да ну, брось!

– Что… Какого черта там произошло? – требовательно спросил Кип, выдергивая свою руку.

– Ты мне не сказал, иначе я могла бы облегчить тебе задачу.

– Чего я не сказал? То есть я же еще и в чем-то виноват?

Кип был напуган и рассержен. «Что со мной? Я схожу с ума? Что она со мной сделала?»

– Ты хочешь сказать, что не знаешь? Карты осуществляют связь посредством света, Кип. Чем больше цветов ты можешь извлекать, тем достовернее твои переживания.

– Что со мной произошло? – вопросил Кип.

– Ты увидел больше, чем тебе полагалось. Позволь мне на этом остановиться.

– Это что, было на самом деле?

– Это гораздо более сложный вопрос, чем ты предполагаешь.

– Она погибла? – спросил Кип.

– Кто, Зея? Не в этой битве. Хотя эту она проиграла.

– А ее противник… – Кип не смог уловить, с кем она сражалась.

– Дариен Гайл. Пятнадцать лет спустя она купила мир, позволив ему жениться на своей дочери. По слухам, Зея была не прочь выйти за него сама, но возраст больше не позволял ей иметь детей, а она понимала, что долгосрочного мира можно добиться, только связав их семейства навсегда. Люди поговаривали, будто у них с Дариеном была связь, но эти сплетни не имели оснований. Дариен Гайл питал к Зее невероятное уважение и, вероятно, тоже предпочел бы ее в качестве супруги, но оба понимали, сколько крови может быть пролито из-за одного мужчины, нарушившего клятву, и одной женщины, поддавшейся собственной глупости. Этот урок твоему семейству еще пришлось выучить позднее, и горькой ценой.

Кип не понимал, о чем она говорит, но предположил, судя по ее тону, что причиной войны между Зеей и Дариеном, видимо, послужило что-то личное.

– Он был хорошим человеком? – спросил Кип.

– Кто, Дариен? Он был Гайлом.

– А что насчет второй карты?

Там было что-то про Дагну, древнего языческого бога. Интересно, подумал Кип, насколько старая эта карта.

– А, это… моя ошибка. Схватила ближайшую карту, которая оказалась под рукой. Надо было сперва посмотреть.

Разумеется, этот ответ ничего не объяснил.

– И это могут все карты? – спросил Кип, со страхом и благоговением разглядывая стену.

– Только оригиналы.

– А какие из них оригиналы?

– Этого я тебе не скажу. Но предупреждаю: многие из этих карт скрывают в себе ловушки. Если ты попробуешь снять их со стены, тебя могут ожидать очень неприятные сюрпризы. Если ты снимешь их со стены и попытаешься извлечь скрытую в них правду, то скорее всего не переживешь того ада, в котором окажется твой мозг.

– Я-то думал, ты хочешь мне помочь, – протянул Кип.

– Я и помогаю. Просто заодно даю тебе понять, что если ты захочешь меня обокрасть, то останешься идиотом, лепечущим бессмыслицу. Даже настоящие карты, которые используют по всем правилам, могут скрывать опасность. Не всякая правда красива. Эти карты могут свести человека с ума. Могут заставить его забыть, кто он такой. Могут научить его… кошмарным, отвратительным вещам. Сила должна идти об руку с мудростью.

В ее тоне звучала горечь. Однако прежде чем Кип успел задать вопрос, она продолжила:

– В любом случае женщина должна уметь защитить себя. Мне нет дела до твоего отца, я всего лишь должна сделать его карту. И до тебя мне нет дела – я всего лишь должна сделать и твою карту тоже. Такова работа Зеркала. Это суть того, кто я есть. Это моя миссия, данная мне самим Орхоламом, и я выполню ее со всей ответственностью. Если ты мне в этом поможешь, я буду рада помочь тебе. Ты уже позволил мне узнать, какие цвета ты извлекаешь. Это невероятно мне помогло, и поэтому я для начала скажу тебе одну вещь: если ты будешь играть той колодой, которую дает тебе Андросс Гайл, то всегда будешь проигрывать.

Глава 48

– Парилл уникален среди остальных цветов, – сказала Тее ее наставница. – И опасности, которыми он грозит, также уникальны.

Тея нахмурилась. Она-то думала, что хотя парилл и самый слабый и бесполезный цвет, но по крайней мере он тебя не убьет и не сведет с ума.

Потом она нахмурилась еще больше, потому что заметила Перекреста. Они стояли в одном из тренировочных залов Черной гвардии. Было время обеда, и зал почти пустовал. Здесь находилось несколько стажеров из старших классов, а также Перекрест, который неподалеку от них методично оббивал голенями тренировочный столб. Однажды он объяснил Тее, что такое упражнение слегка надламывает кости лодыжки, на что тело реагирует, еще больше наращивая плотные ткани. Он показал ей свои бугристые лодыжки: это было впечатляюще и немного противно. В тот раз Тея подумала, что в жизни не видела ничего более замечательного. Однако сейчас он замедлил свои движения, явно прислушиваясь к их разговору.

– Что же в нем опасного? – спросила Тея.

Ее личной наставнице Марте Мартаэнс было