сражаться с этим, ты возьмешь с собой Каррис, у тебя будет больше шансов победить.

– Ну это я и сам мог бы сказать! От нее вообще обычно много пользы.

– Но если она отправится с тобой, то почти наверняка погибнет.

– То есть без подвоха все же не обойтись, да? – спросил Гэвин.

– Я не пытаюсь устроить тебе подвох, я пытаюсь дать тебе шанс.

Он дернул плечом:

– Какой? Что значит «почти наверняка»? Девяносто девять из ста или два из трех?

– Когда я смотрю, как она отправляется с тобой, я вижу, как она умирает дюжинами различных способов. Это зрелище не доставляет мне удовольствия. Особенно поскольку я знаю, что, если она выживет, мы скорее всего когда-нибудь подружимся. При условии, что ты не переспишь с определенной… а впрочем, знаешь что? Я и так уже сказала тебе слишком много.

– Ты назвала Каррис «женой», – вспомнил Гэвин. – Но потом ты сказала, что с ней что-то не так. Что ты имела в виду?

– Если ты будешь знать, это многое изменит… Ты действительно хочешь это знать?

Гэвин насупился.

– Конечно.

– Тем хуже для тебя. Потому что я не скажу.

– Что ж ты за прорицательница? – посетовал он.

– Я не прорицательница, я Видящая. Я вижу – и иногда рассказываю о том, что вижу. Но у меня нет задачи потакать твоим прихотям.

Она говорила с абсолютным убеждением. Гэвин вновь увидел в ней стальную сердцевину. Несомненно, для нее это был единственный способ справляться со своим даром, сохраняя в себе человеческие черты.

– Каррис не любит оставаться позади, когда я иду на опасное дело.

– Ты принес мне пятьдесят тысяч проблем, лорд Призма, но эта к ним не относится.

Хороший выпад и совершенно справедливый. Гэвин набрал воздуху, чтобы парировать, но передумал.

– Моя госпожа, твой ум столь же остр, сколь лучезарна твоя красота. Поскольку свет столь явственно благословил тебя своим присутствием, мне остается только благословить тебя моим отсутствием. Всего хорошего.

Поклонившись, Гэвин двинулся прочь. Он успел отойти на несколько шагов, когда ему показалось, что она что-то произнесла вполголоса. Гэвин оглянулся через плечо, и мог бы поклясться, что она смотрела на…

– Я предвижу конец мира, но не могу предугадать, когда мужчина заметит, что я глазею на его великолепную задницу, – проговорила она, поджав губки, с видом деланого ужаса.

Гэвин не нашел ничего лучшего, как с достоинством удалиться, на каждом шаге по-новому ощущая свои ягодицы.

Глава 46

Цветной Владыка собирался оставить Гарристон через шесть недель. У него ушло восемь. Хотя Лив проводила половину времени вместе с Владыкой, она понимала, что прямо перед ее глазами проходят незримые подводные течения, которых она даже не замечает. Для сверхфиолетовой, привыкшей видеть то, чего не видят другие, это было довольно неуютное чувство.

В какой-то день одного из генералов нашли повешенным на поднятой решетке входа в Травертиновый дворец. Лив только впоследствии узнала, что он был одним из тех, кто выступал за то, чтобы остаться на месте, удовлетворившись захватом Тиреи, и начать обустраиваться во вновь отвоеванной стране.

В этот день Цветной Владыка открыл заседание своего двора фразой: «Пока где-то есть угнетение, свободы нет нигде!»

Лив слышала, как это высказывание повторяли десятки раз и в этот день, и на следующий, когда они выступили в поход. Владыка неделями был слишком занят, чтобы отвлекаться на нее, – он проводил все время со своими военными командирами. Лив оказалась на отшибе, как в переносном, так и в буквальном смысле: она ехала впереди колонны, но не рядом с командирами или советниками Владыки. Ее статус был не очень понятен ей самой, да и всем остальным тоже.

Люди, следовавшие за Владыкой еще с тех пор, как он вышел из Келфинга, ей не доверяли: она была дочерью вражеского генерала. Опять. Как же это ее бесило! Всю свою юность она была отверженной – и вот, переметнувшись на другую сторону, ее отец добился того, что теперь ее отвергали и те, кто остался на этой!

Проведя в дороге две недели, Цветной Владыка однажды вечером вызвал ее в свой шатер – подчеркнуто маленький и скромный, как бы говоривший: «Я живу так же, как все». Лив не переставала удивляться, что подобные откровенные трюки работают, – однако они работали.

– Итак, Аливиана, удалось ли тебе уже понять свою задачу? – спросил он ее.

– У вас во всей армии наберется, наверное, с полдюжины сверхфиолетовых извлекателей. Вполне возможно, что я – лучшая среди них. Я знаю, что вы ищете новых, а также пытаетесь найти некий тест, с помощью которого их можно будет опознавать. По сравнению с методами Хромерии ваши довольно примитивны. Общий уровень ваших извлекателей весьма невысок, и вы надеетесь, что я смогу предоставить вам какие-то ценные для вас перспективы. Последнее – мои домыслы, но мне кажется, они достаточно обоснованны. Так что, я думаю, вы хотите, чтобы я обучала ваших сверхфиолетовых.

Прежде, в Хромерии, магистры неустанно предостерегали своих учеников, чтобы те не позволяли извлекаемому ими люксину слишком сильно воздействовать на их мысли или чувства. Здесь это поощрялось. Лив до сих пор не была уверена, какой подход лучше. Если цветомаг, извлекая люксин, действительно сжигает собственную жизнь, как утверждалось в Хромерии, то имеет смысл тренировать извлекателей не прибегать к своему дару без крайней необходимости. Однако Лив эти запреты никогда не казались чисто утилитарными – они носили моральную окраску, как если бы люксин был вином и те, кто чересчур полагались на него, демонстрировали нравственную слабость.

Если это так, то ее можно было назвать слабой. Тем не менее сверхфиолет давал ей ясность и отстраненность от собственного чувства неадекватности, от одиночества. Лив постоянно прибегала к его помощи, а затем к помощи желтого, – чтобы разъять проблему на части, исследовать ее с новых точек зрения и проникнуть в их суть.

Владыка налил себе бренди, поднял палец, подождал, пока его подушечка не налилась тусклым красным сиянием, после чего прикоснулся ею к кончику своей зигарро.

– И это все, что ты можешь мне сказать?

– Прежде вы были Койосом Белый Дуб, – сказала Лив.

«Братом Каррис Белый Дуб, которого все считали мертвым».

– Прежде? – хмуро переспросил он, глядя в свой бокал.

Она не знала, что ответить.

– Как ты узнала?

– Спросила, – призналась Лив.

«Никаких гениальных дедукций».

– И что тебе говорит это открытие?

– Не так много, как мне бы хотелось.

Владыка одним глотком осушил остатки бренди.

– Ступай за мной, – велел он.

Они пошли через лагерь, залитый приглушенным светом луны из-за завесы облаков, а также огнями тысячи костров. Стоило им выйти из шатра, как к ним присоединились двое извлекателей и двое солдат, одетых в белое.

– Белая гвардия? – иронически предположила Лив. Это выглядело отчаянной попыткой быть принятыми всерьез, копированием Призмы.

– Разве в природе нет зеркал? – откликнулся Владыка, очевидно, поняв направление ее мыслей. – На мою жизнь было совершено четыре покушения. Одно организовали мои бывшие генералы. Кто стоял за тремя другими, осталось неизвестным. Свет нельзя сковать, однако Хромерия не перестает надеяться его погасить.

Они шли через многотысячный лагерь. Теперь он был