— Что за мячик?

— Увидишь… — Валерка солидно высморкался, подался назад и в бок, пропуская меня во двор, — сейчас принесу…

Между крыльцом дома и порогом времянки протянута бельевая верёвка. В центре и наискось деревянная жердина с рогатиной. Ей подпираются постирухи когда они влажные и тяжёлые. Сейчас там болтается деревянная клеть с воробьём, которого я подарил дядьке Ваньке. Под ней с нескончаемым мявом кружится Валеркин кошак по кличке Хычок. Нервничает облезлым хвостом.

— Брысь, падла! — стращает его хозяин. — Других воробьёв ты можешь десятками жграть, а этого трогать нельзя. Папка сказал, из больницы придёт, отпустит. — Это он неизвестно кому, а вот, «на, посмотри» — мне.

— На, посмотри, я пока за насосом схожу…

Под коричневой магазинной бумагой покрышка из белой кожи с мягкой прокладкой, двадцать сантиметров шнуровки и камера с длинным соском. В слабо накачанных футбольных мячах это самая проблемная вещь. Играем обычно недалеко от двора, где колючкой акации, кончиком гвоздика, вбитого в штакетину с другой стороны, или осколком стекла, застрявшего меж камней, можно запросто его проколоть. Раз в неделю, а бывало и чаще, шнуровку приходилось снимать, камеру доставать из покрышки, и… нет, не заклеивать как велосипедное колесо, а латать. В принципе, процесс тот же самый, только термин футбольный.

Кого из пацанов в городе ни спроси, у всех такая проблема: как получить давление в ноль шесть атмосфер, если камеру приходится не накачивать, а надувать ртом? Один напрягается лёгкими, другой держит пальцами его барабанные перепонки, чтоб воздух налево не уходил.

— Как оно? — Валерка вернулся с автомобильным насосом и катушкой суровых ниток.

— Здорово! — искренне выдохнул я. — Твой?

— А то чей? Мамка купила. Давно у неё просил, чтоб мне или Сасику подарила на день рождения. Всё говорила «уймитесь», а тут просто так, взяла и купила…

К чему ни приложит руки наш атаман, всё он делает аккуратно и основательно. Если поджиг, то не «скорее пальнуть», а так, чтоб сверлёная трубка сидела в цевье как влитая, а ручку не срезало при отдаче. И меня учил. Сделаю что-нибудь сам:

— А ну, покажи!

Если не так, в сортир выбросит: «Не хочу, чтобы ты остался без глаз».

Сейчас он проверил покрышку (не завалялось ли что внутри?), вставил камеру, сунул сосок в специальное отверстие на прокладке и двинул ногой деревянный чурбак на котором сидел сам, ближе ко мне:

— На, тебе удобнее будет. Теперь слушай сюда. Я качаю, а ты держишь сосок. Вот так, в согнутом положении. Насос пошёл вниз, ты его немного приоткрываешь, вверх — снова сгибаешь, не даёшь выходить воздуху. Понял?

— Чё ж не понять?

— Поехали!

Валерка примкнул резиновый шланг насоса вплотную к соску, сжал в кулаке место соединения, два раза качнул и отдёрнул руку:

— Га-х-х!!! Горячо, падла! — плюнул на пальцы, потряс ими в воздухе, глянул через плечо. — Не отпустил? — молодец! Так пока и держи, нехай у меня рука отдохнёть…

Под атаманское «гах!» на порожек времянки ступила бабушка Марфа. Это мать дяди Вани — строгая, набожная и очень суеверная женщина. Лицо будто бы сплошь состоит из морщин. Укоризненно покачала белым платком, погрозила указательным пальцем — тише мол! — и отступила за дверь. Ей сейчас некогда. Судя по запахам, в тазу закипает варенье из вишни. А то бы нам было!

— Ну, чё? Около дела! — Валерка сначала проверил упругость мяча, потом температуру шланга и пошутил. — К вечеру накачаем.

Я план на игру придумал: нехай падлы побегают. Сасик проснётся, тогда расскажу.

— Может, сначала надуем ртом, а потом насосом догоним? — предложил я.

Что такое «догоним» Валерка не будет знать лет ещё наверное двадцать. Но смысл уловил.

— Пойдёт! — без раздумий одобрил он. — Ну, раз ты сидишь, гаси! А я тогда буду ухи тебе закрывать…

Гасил я изо всех сил, но на проверку вшивенько вышло, хоть по сравнению с тем, что было, реальный прогресс. Валерка качнул два раза — как всё равно в прорву. Попробовали меняться позициями: он на соске, я на насосе. Тоже не айс: шланг падла, горячий, больше качка ни у него, ни у меня рука не выдерживает. Сасик проснулся, а у нас швы на покрышке только начали потихоньку потрескивать.

В общем, вымотались, но сделали по уму. Зашнуровали мяч не крест-накрест, а как у главной футбольной команды нашего города «Урожай». Ходили на стадион, специально интересовались. А сами играли до этого резиновыми мячами. Я несколько штук с Камчатки привёз. У них, кстати, совершенно другой отскок, ногу сушит, если хорошо приложиться. А тут… стукнул Валерка ладошкой, по белой коже, ударился мяч о бетонную поверхность двора — выше головы подскочил. Аж воробей в клетке запаниковал, и баба Марфа опять из времянки выглянула. Я думал, ругаться начнёт, а она:

— Идить сюды пенку исть!

Как тут откажешься, какой нафиг «Сникерс» и «Баунти» может сравниться с этим божественным лакомством? Консистенция сама нежность, вкус охренительный. Один недостаток: нету химических улучшителей вкуса, вызывающих стойкое привыкание. Вот и будут детишки будущего к домашним варениям равнодушны и перейдут на магазинные сласти.

Сижу на скамейке, орудую ложкой, о будущем вспоминаю. А Сашка с Валеркой свою бабку по очереди подкалывают, типа того что тролят:

— Ба, а бог есть?

— Есть!

— Где он?

— На нёбушке.

Чувствую, под столом кто-то из них коленкой меня толкает: гля, мол, какая дура подслеповатая. Прыскают в локти — это у них одна из невинных забав. А мне не до смеха.

Не, — думаю, — братцы, если б на нёбушке никого не было, с какого тогда хрена мы сидели бы за столом? Все живы, здоровы…

Если всё сложится, как когда-то сложилось, Сашка первым из нас уйдёт. Не дотянет и до сорока.