Шрифт:
Закладка:
— Сколько вам было лет, когда вы видели моего отца?
Смех моего обидчика оборвался, как и шепотки за моей спиной.
— Семь, Ваше Величество.
— Она лжет!
— В чем именно, виконт? — король поднял руку и Дарьен, чье движение я уловила краем глаза, остановился. — Мой отец действительно был гостем в замке баронессы Бру-Калун, когда ее дочери Гвенаэль было семь. Как и мой брат. Правда, Дарьен?
— Да.
И от того, каким хриплым вышло это короткое да, у меня заныло сердце.
Но я сдержалась. Не глянула.
После… Возможно, потом, я смогу объяснить…
Если, конечно, он захочет меня слушать.
— И, насколько помню, адельфи Гвенаэль ухаживала за тобой, когда ты упал с лошади?
Святая Интруна свидетель, я не хотела впутывать в это Дарьена. Просить помощи у того, кому не смогла довериться, недостойно… Но король был прав, обращаясь к единственному ценному в глазах закона свидетелю в этой зале. Ведь сейчас только имя Гвенаэль мап Морфан стояло между мной и десятком плетей. Или виселицей.
Я верила — Дарьен не даст мне умереть.
А о том, как жить, если он меня возненавидит, подумаю после.
— Адельфи Гвенаэль помогала матери. Да, мы виделись каждый день.
По его словам и спокойному тону невозможно было понять, насколько он на меня злится. Повернуться же и посмотреть на него я не смела.
— Полагаю, брат, ты сможешь сказать нам, действительно ли эта девушка — дочь баронессы Ниниан?
Мой обидчик дернулся, но Дарьен успел ответить:
— Если она скажет то, что могла знать только Гвен.
А что если память, память Гвен, вернулась не полностью?
Что если у меня нет ответа на этот, возможно, самый важный в моей жизни вопрос.
Святая Интруна…
— Виконт, вам достаточно слова моего брата?
— Но, Ваше Величество!
— Вам достаточно будет слова моего брата, виконт?
— Давай скажи нет, Дюваль. Дай мне повод…
— Дарьен.
— Впрочем, ты уже его дал. Прости, брат. Пусть все будет по закону.
— Отвечайте, виконт.
— Мне…
Я видела, как мой обидчик сглотнул. Дернул плечами. и, наконец,
— Будет достаточно слова герцога Катваллон, — выплюнул он, точно кусок незрелого яблока.
И словно вторя моим мыслям, король кивнул:
— Хорошо. Брат?
И Дарьен, наконец, подошел ко мне. Близко. Так близко, что захотелось вцепиться в него. Крепко, отчаянно, как он много лет назад цеплялся за мой плащ.
Но я лишь сильнее сжала зубы.
— Гвен, — не спросил, позвал он.
И хриплая радость в его голосе заставила меня дрогнуть. Моргнуть, стряхивая выступившую так некстати влагу.
— Посмотри на… Хотя, нет, не здесь. Скажи, Гвен, что я взял у тебя, когда уезжал из Чаячьего крыла?
Так просто? Святая Интруна, неужели так просто?
— Ленту, — прошептала я, зажмуриваясь сильно, до снежных пятен, а потом открыла глаза и повторила. Громко, уверенно. — Уезжая, ты взял у меня ленту.
— Это Гвенаэль из рода Морфан.
Ответ Дарьена рокотом прокатился по замерзшему в предвкушении залу. Он поклонился мне, как принято кланяться знатной даме, взял мою озябшую несмотря на духоту руку и бережно поднес к губам.
А я поняла, что могу дышать. И наконец-то посмотреть ему в глаза, в которых сейчас не было ничего, кроме искренней и немного сумасшедшей радости.,
— Я принял решение.
Шепотки смолкли, а Дарьен выпрямился. Повернулся, чтобы выслушать вердикт короля, но руки моей не выпустил.
— Но, впервые вижу ее, Ваше Величество! Я не знаю эту женщину!
И ведь в чем-то подонок был прав. Он знал девочку. Испуганную истерзанную девочку, которая молила о пощаде, а после оказалась слишком слаба, чтобы нанести удар. А женщину, что стояла перед ним с гордо поднятой головой, он не знал.
Но я молчала — глупо перебивать королей.
— Я, — король поднял руку и в зале повисла жадная тишина, — выслушал обвинения Гвенаэль из рода Морфан, свидетельства моего брата, и слова, сказанные в свою защиту Симоном виконтом Дюваль. И учитывая деликатную природу дела, тяжесть проступка и невозможность установить истину иным способом, я решил отдать право вершить суд единственной власти, что стоит над нами.
Я победила?
— Исход этого дела будет разрешен судебным поединком…
Победила! Святая Интруна, храни короля. Я…
— … между Симоном, виконтом Дюваль, и защитником, которого выберет адельфи Гвенаэль.
— Ваше Величество!
Крикнули мы одновременно. Вот только в моем голосе читался не плохо скрываемый страх, а звонкое, искреннее негодование.
— Я слушаю вас, — король перевел задумчивый взгляд с меня на моего обидчика, — виконт.
— Адельфи, — это слово он произнес с издевкой, — просила о другом.
— Адельфи Гвенаэль, — голос короля заглушил недовольный ропот, — пострадала, защищая мою сестру…
И несколько удивленных вздохов.
— И еще не оправилась от полученных ран.
— А драться с раненой женщиной, — маркиз Ривеллен выступил на сцену живым воплощением гласа все громче шушукающегося общества. — Фи, Дюваль. Стыдно. Стыдно даже для тебя.
— Я только следую желанию дамы, Ривеллен. И, если ей нужно время, так уж и быть, подожду.
Я почувствовала, как каменеет рука Дарьена. И лицо маркиза вдруг утратило всю насмешливую легкость.
— Адельфи Гвенаэль, — слышать это обращение от короля было странно, — закон позволяет вам выбрать себе защитника.
— Благодарю, что напомнили мне об этом, Ваше Величество, — я склонила голову.
— Вы выберете себе защитника?
Наверное, это было глупо. Наверняка разумнее было бы услышать пожелание Его Величества. И подчиниться.
Закон давал право мне, женщине, спрятаться за спиной мужчины. Женщина волей Всеотца — сосуд чадородия и молитвы. Вот только королева Морфан, подписывая с Хлодионом Завоевателем договор о Вечном мире, отстояла право женщин из южных родов наследовать землю наравне со своими мужчинами, брать в руки оружие и, если возникнет нужда, самим наказывать обидчика.
Именно потому, глядя в глаза потомку Хлодиона, я могла ответить лишь:
— Нет, Ваше Величество.
Раздались тихие хлопки, и неизвестная женщина за моей спиной крикнула: “Браво”.
— Ваше право, адельфи Гвенаэль, — король сделал знак, подзывая гвардейцев. — Помните, что закон позволяет вам изменить решение. Капитан, проводите виконта Дюваль в Шатли.
— В Шатли?!
Страх в его голосе был музыкой для моих ушей.
— Вы согласились подождать, виконт.
— Но Шатли… Ваше Величество, я
