Хэмфри с трудом говорил, тяжело дышал и уже еле переставлял ноги. По его глазам я видела, что он уже почти отказался от идеи спасаться из лаборатории, потому что отчаянно хотел отдохнуть. И я тоже. Но обещание тянуло меня вперёд, ведь до выхода оставалось совсем немного: я видела мощные двери в самом конце длинного коридора. Вот только они оказались заперты. А мы – в ловушке. По двум сторонам ни единой двери, лишь одинокое тонкое окно недалеко от самого выхода. А за спиной – лестница, по которой только что спустился Джозеф.

Он поднял пистолет, направив его прямо мне в лоб.

– Вам больше некуда бежать.

Он говорил слишком сдержанно, слишком странно, что у меня подкралась мысль о том, что он использовал «сыворотку равнодушия». Но как давно? Абсолютно ничего не чувствовал сейчас или его уже начинало возвращать к жизни, но эмоции ещё немного притуплены? Его решительный взгляд пугал меня, а почти не сбитое дыхание говорило о том, что у него осталось куда больше сил, чем у меня или у Хэмфри. Младший брат смотрел на старшего и не верил своим глазам: Джозеф был готов нас серьёзно ранить, чтобы мы остановились. И я тоже в это не верила.

У меня начинали подкашиваться ноги от одной мысли о том, что Джозеф мог нас просто убить.

– Мы не нужны тебе, Джозеф, – прерывисто проговорила я, тяжело дыша. – Мы тут никому не нужны.

– Вы нужны для экспериментов, – холодным тоном отчеканил парень, и меня пробила дрожь от такого уже незнакомого голоса.

– Мы хотим жить, а не умирать, – с нажимом сказала я, стараясь не выдавать свой страх.

Но его лицо даже не дрогнуло.

– Вы уже умираете.

– Ты тоже, Джозеф, ты тоже, – горько прошептала я.

– Снаружи вам делать нечего, а тут хотя бы тепло и есть еда, – он сделал шаг вперёд, медленно к нам приближаясь. – Вам некуда бежать. Двери заперты. И не стоит делать глупых поступков.

– Но есть окно, – так тихо сказал Хэмфри, чтобы услышала только я, и мы ринулись бежать.

Выстрел.

Оглушающий выстрел – как рвущееся от боли сердце. Как треск сломанного дерева, держащего тебя всю жизнь на ногах – вот только остались щепки, а не опора. Как хруст костей – духом ходишь по собственному скелету. И этот дух полон скорби и печали, ведь ещё одна смерть посетила этот сгорающий мир. Да, получилось так, что мир – это не камень, стоящий веками, и вовсе не то, что повторялось изо дня в день настолько привычно, что мы даже этого не замечали. Мир – это не непоколебимая теория гарантии завтрашнего дня, не билет в будущее, не материал для могущественного замка. Это стекло. Стекло, которое могло треснуть в любой момент.

И оно треснуло.

Треснуло с гибелью Хэмфри, окровавленное тело которого я подхватила на руки. Треснуло от ещё одного предательства, удар которого пришёлся прямо в самую глубину сердца. Треснуло от натиска боли, которое кислотой обжигало разум. Ошеломлённый взгляд впивался в белое лицо Хэмфри, очки которого упали и разбились, как и моя душа. Горячая кровь лилась по моим рукам от раны прямо над сердцем – оно больше не билось, не радовалось моей компании, не будоражило кровь от новых открытий в науке, не сжималось от вины перед родными людьми. Оно больше не было живым.

Как и сам Хэмфри.

– Ты убил его…

Я не злилась и не плакала: такой шок охватил всё тело, что я даже не могла сдвинуться с места, а мозг крутил одну и ту же фразу: «Джозеф убил своего брата. Джозеф убил своего брата. Джозеф убил…»

Убил. Убил. Убил.

– Из-за тебя умирают люди, Делора. Не из-за меня.

Так бесчеловечно. Безэмоционально. Безжалостно. Безразлично.

Так жестоко.

Где мой Джозеф? Где тот человек, который всегда заботился о своей семье, несмотря ни на что? Где тот ангел, что любил всем сердцем и дарил только добро людям? Где мой возлюбленный? Ведь не могла же эта безликая маска быть моим парнем и одновременно убийцей собственного брата и моей жизни, не могла… Но я смотрела на него и не видела ничего, что могло бы сказать о его сожалении или скорби. В нём не осталось ничего прежнего – но нет, это всего лишь я узрела его настоящего. Он всегда был таким. Где-то там, внутри. Всегда.

«Равнодушие делает нас честными, потому что в таком состоянии нам совершенно плевать на то, что мы можем причинить кому-то боль».

Неужели он в глубине души всегда хотел убить своего брата?..

– Ты монстр.

Секунда – и я повторила попытку сбежать.

Ещё одна секунда – и я прыгнула в окно, разбивая его.

Последняя секунда – и два выстрела настигли меня в полёте, пока я не окрасила своей кровью снег, провалившись в него так глубоко, что оказалось нечем дышать.

И, кажется, больше никогда уже не задышу.