Княжич задумался, о чём ещё мог бы спросить наемников, но серьёзных вопросов придумать не удавалось. Значит, можно было задавать ерундовые. Например, про ту вещь, что валялась в углу шатра:

- А чья одежда там лежит? - спросил Влад.

- Моя, - усмехнулся вояка в сине-зелёном кафтане. - Что? Нравится? Хочешь - забирай.

- Нет, мне не надо, - помотал головой княжич.

Меж тем богемцы - или чехи, как их иногда называли, - не догадывались, что чешский язык похож на славянский. Грузноватый воин и его товарищ с узким глазом тихо беседовали по-чешски и думали, что их речь звучит для гостей как полная бессмыслица, а раз гости не понимают, то стесняться в выражениях незачем. Собеседники посмеивались, обсуждая сине-зелёный кафтан, который ещё вчера принадлежал Тамашу и вызывал всеобщую зависть, а нынешний владелец "купил" эту вещь, выгадав подходящий момент.

Влад понимал разговоры, но не смог бы повторить. Лишь последняя фраза запомнилась княжичу именно так, как была сказана. Она прозвучала немного громче предыдущих. Грузноватый наемник, указывая на обладателя сине-зелёного кафтана, пробормотал:

- ...хитрый, яко Соломоново говно.

"Может, сказать что-нибудь по-славянски и посмотреть, как все удивятся?" - подумал княжич, но оставил эту затею, потому что вернулся Чаба, держа в руках две дымящиеся деревянные миски. По палатке разнёсся запах варёного красного перца вперемешку с запахом сала, лука и копчёной колбасы, жареных на костре, а сквозь всё это пробивался ещё один незнакомый дух - дух чего-то хлебного.

Княжич глянул в миску, которую ему подали. Посуда была почти доверху полна неровными шариками, похожим на жёлтый горох. Там и сям виднелись красненькие кусочки перца. Лук, сало и колбаса лежали с краю миски.

- Тархоня, - пояснил Чаба, затем вытащил одну из двух деревянных ложек, торчавших у него из-за пояса, и торжественно вручил Владу.

Гость вдруг поймал себя на мысли, что никогда прежде не ел из деревянной посуды, да ещё деревянной ложкой. Держа миску навесу, он зачерпнул оттуда жёлтые горошины, положил в рот и принялся жевать. Если б подобное блюдо подали в Тырговиште, княжич ещё подумал бы, кушать или нет, но здесь он поначалу даже не задался вопросом - вкусно или не вкусно. Покажись еда гадостью, Влад всё равно доел бы, однако это оказалась не такая уж гадость... Мягкое варёное тесто, а тут ещё перец, лук, сало, которые забивали этот вкус.

С некоторым запозданием пришла мысль о том, что сало и колбаса - совсем не постная пища. "Наемники сейчас в походе, и потому для них пост отменяется, а ты с чего вдруг отступил от правил?" - спросил себя Влад. Он глянул на Ласло, чтобы узнать, как тот поступит с угощением, и увидел, что маленький Гуньяди ест всё. Тогда княжич последовал его примеру, оправдывая себя тем, что иначе хозяева обидятся.

- Хлеба дать? - спросил Тамаш.

- Да, - хором сказали гости, хотя в обычной жизни вряд ли стали бы закусывать варёное тесто хлебом.

Чаба, не дожидаясь приказа, скрылся, вернулся с серой буханкой и с ножом, а затем прямо на весу отрезал по большому ломтю для каждого едока:

- Привозили позавчера. Зачерствел немного. Ничего?

- Ничего, - пожал плечами Влад, хотя вплоть до сего дня он ел только белый хлеб, который испекли самое позднее вчера.

- Вот как ребятки... накинулись, - проговорил Тамаш, сидя на койке и наблюдая за гостями. - Что ж в замке-то у вас... совсем что ли не кормят?

Ласло по окончании трапезы потащил Влада осматривать остальной лагерь, а княжич жадно вглядывался во всё, надеясь, что вернуться сюда ещё случится...

К сожалению, не случилось. Ездить каждый день маленький Гуньяди не хотел - сказал, что надо повременить, но пока он откладывал, старший Гуньяди получил именно те вести, которых ждал. Войску был дан приказ собираться, а в суматохе сборов невозможно принимать гостей.

Весь замок судачил о том, что турки приблизились к большому торговому городу, называвшемуся Надьшебен, и что город может не выдержать долгую осаду. Защитные укрепления в Надьшебене были слабые, поэтому городской совет прислал к Гуньяди двух гонцов, одного за другим, слёзно умоляя скорее выступить в поход. Горожане очень-очень испугались, ведь несколько лет назад, когда турки воевали с венграми, Надьшебен уже был взят и разграблен.

- Не приведи Господь, чтобы такое великое бедствие повторилось, - говорил первый гонец, которому Гуньяди ответил, что армия ещё не готова. Посланца накормили, дали кров на одну ночь и отправили восвояси, но пока этот человек ещё не уехал, он рассказывал всем подряд об ужасных нравах нехристей. Влад тоже слушал, но не мог избавиться от подозрения, что рассказчик, который размахивал руками и выпучивал глаза, преувеличивает.

Второй гонец вроде бы говорил то же самое, что первый, но в этот раз Гуньяди внял и ответил, что "готов прийти на помощь братьям-христианам". Наверное, второй гонец всё-таки сказал что-то особенное.

Улучив минуту, когда Гуньяди направлялся из общих комнат в свои покои, Влад догнал его:

- Дядя Янош, погоди. Я хочу тебя спросить.

- Что тебе? - откликнулся хозяин замка и остановился.

Княжич пробрался через тесный строй слуг, как всегда сопровождавших Яноша, и продолжал:

- Я хотел спросить, зачем тебе было дожидаться, пока турки подойдут так близко к Надьшебену?

- Эх, мальчик, - улыбнулся Янош, - ты не знаешь людей, а я знаю. Поэтому учись у меня, пока можешь, - он медленно двинулся дальше по коридору, жестом приглашая собеседника идти рядом. - Если я затеваю войну, то, конечно же, рассчитываю на победу. А ты знаешь, что такое победа, мальчик?

- Когда враг разбит, - пожал плечами Влад.

Гуньяди засмеялся, а затем, сохраняя на лице улыбку, снисходительно покачал головой:

- Вовсе нет. Победа достигается тогда, когда тебя признали победителем. Признать твою победу могут те, против кого ты воевал, но будет лучше, если её признают те, кого ты защищал.

- А ещё лучше - пусть признают и те, и другие, - подхватил княжич, желая сострить.

Гуньяди усмехнулся:

- Такого почти никогда не бывает, мальчик. Если признали и те, и другие, это великая победа, которая случается раз в столетие. Вот почему я скромен и довольствуюсь обычными победами, только вот в чём