Объект, которому были адресованы эти приказы и распоряжения, отсутствовал. Ряд конфликтов, возникших в результате введения в силу сначала «Королевского фуэро», а затем – Партид, был реакцией на них знати и городов. Чтобы стать причиной этих вспышек недовольства, нацеленных на оспаривание решений короля, чрезвычайно важных для жизни всего королевства, оба текста должны были иметь юридическую силу. Помимо обращений со стороны знати и городов, уничтожение королевских поселений или результатов усыновлений, всегда направленных против сеньоров, созывы кортесов, отягощавших податное бремя населения истощенных королевств, бесконечная борьба за имперский престол, восстание мудехаров Мурсии и Андалусии, – все эти факторы препятствовали воплощению идей Мудрого короля и, в итоге, нанесли тяжкий вред ему самому и сделали неизбежной остановку его правовых реформ. «Хроника Альфонсо X», начиная с XXIII главы[815], подробно описывает все эти конфликты. Пик этого кризиса, по-видимому, пришелся на 1272 г. Королевство охватил паралич, наиболее отчетливо проявившийся на кортесах в Саморе (1274 г.). Это собрание, по-видимому, окончательно продемонстрировало поражение монарха и необходимость нового пакта для восстановления сложных отношений между королем и его королевством. Я говорю «по-видимому», поскольку реформы политического устройства, предложенные Альфонсо X, имели такой монументальный масштаб, что не могли исчезнуть разом, как по волшебству, несмотря на все приложенные для этого усилия. После провала проекта короля идея о приоритете королевского права была отложена, и на первый план снова вышла правовая система, основанная на древних фуэро. Однако теперь они толковались, отталкиваясь от королевских правовых норм, а королевский суд стал органом, который теперь был склонен ориентироваться на королевское право, прописанное в различных законах Альфонсо X и, особенно, в Партидах – самом всеобъемлющем и полном юридическом труде короля. Юристы Кастилии и Леона, придерживающиеся ius commune, которое в переработанном виде содержалось и в Партидах, могли лишь следовать этой тенденции. Таким образом, королевское право сохранилось, хотя и не в том всеобъемлющем виде, который, вероятно, задумывал Альфонсо X. Оно скорее применялось косвенно, как вторичные нормы, демонстрирующие уважение форальному и сеньориальному праву, следуя образцам, выработанным в королевском суде, этим судебным обычаям, которые на поверку оказались системой судопроизводства, основывающейся на королевском праве, на нормах, сформулированных Альфонсо X в «Королевском фуэро» и Партидах. С тех пор применение как форального права, так и новых законов, и уложений, одобренных королями, несло на себе отпечаток королевских правовых практик, сопровождавших, дополнявших и, в итоге, обобщавших нормативную систему испанского Высокого Средневековья.

Упомянутые выше кортесы в Саморе являются первым моментом, который нам следует принять во внимание при изучении вопроса степени искоренения Партид из правовой практики королевства, того, исчезли ли они или, наоборот, сохранились. Стоит отметить, что на этих кортесах вопрос нормативных реформ короля открыто не поднимался. Скорее там была предпринята попытка упорядочить связь между королевским правом, новым правом и правом королевства в пользу древнего, традиционного права, оказавшемся под угрозой со стороны новой нормативной базы. Для этого была необходима реформа суда, действовавшего при королевском дворе, который должен был ввести в свой состав форальных судей от «провинций», которые, в свою очередь, должны были отвечать за должное применение норм отдельных региональных фуэро, будь то фуэро муниципальные или сеньориальные (так называемые fuero de alvedrío): именно эти памятники форального права являлись объектом атаки со стороны памятников законодательства Альфонсо Х, сначала – «Королевского фуэро», а потом, в целостном виде, в Партидах. Эти тексты, отошедшие на второй план, не были отвергнуты полностью, и теперь восстанавливали приоритет в правовой практике, что сопровождалось необходимыми судебными реформами для рассмотрения запросов и прошений с мест. Алькальды и юристы королевского суда рассматривали дела согласно старым фуэро. Последние переживали момент своего возрождения, о чем свидетельствует пространная форма множества муниципальных судебников. То же самое происходило и с памятниками сеньориального права, часто туманного происхождения, которые кристализировались в «Старом фуэро Кастилии». Интересно отметить прежде всего разделение компетенций, который «Уложение кортесов в Саморе» проводит между тяжбами королевскими и по форальному праву: в первых судьей был король и судил он по своему праву (в частности, по «Королевскому фуэро», как по «Королевской книге», но не только по нему, как будет показано ниже), в то время, как вторые представляли собой полную противоположность как в вопросе того, кто выступал судьей, так и в вопросе применяемой нормативной базы. Среди королевских тяжб самые значимые известны как «дела двора» (casos de Corte), всегда рассматривавшиеся королевским судом, и служившие наиболее полным выражением «судебного старшинства», определенного, хотя и с рядом особенностей, на кортесах в Саморе: предумышленное убийство, изнасилование женщины, нарушение перемирия, нарушение гарантий безопасности (salvo), поджог жилища, перекрытие дороги, предательство, измена, вызов на судебный поединок. По очевидным причинам, такие преступления не появляются в «Королевском фуэро», которое изначально предполагало применение в суде в качестве эталонной нормативной базы. Первый перечень таких преступлений появляется в «Зерцале»[816], из которого исходят постановления кортесов в Вальядолиде от 31 августа 1258 г.[817] Партиды[818] предлагают другой перечень, не включающий измену, более обширный и не ограниченный казусами уголовного права: появляются дела о сиротах, бедняках или очень часто упоминаемые дела против лиц высокого положения[819]. Перечень, содержащийся в Партидах, не совпадает с перечнем, одобренным на кортесах в Саморе, речь о котором шла выше[820], зато совпадает с утвердившимся в практике перечнем в «Законах о порядке действий» (Leyes de Estilo)[821] (Закон XCI), в котором упоминаются дела вдов и сирот, лиц, нуждающихся в попечении (cuitadas personas), а также тяжбы между городами. По мере изменения перечня из него исчезло изготовление фальшивых денег, подделка королевской печати или королевских грамот, поскольку такие преступления, напрямую покушавшиеся на полномочия короля, были включены в процессуальную категорию, подпадавшую под общую концепцию предательства, поскольку предполагали прямое посягательство на распоряжения короля. Если следовать общему мнению о том, что «Законы о порядке действий» были обобщением решений королевского суда, необходимо признать, что образцом, на который ориентировались при принятии этих решений, чрезвычайно важных для жизни всего королевства и короля, должны были быть Партиды, а не «Королевское фуэро», в отличие от других примеров в тех же «Законах о порядке действий», из которых явствует использование судом «Королевского фуэро» согласно договоренностям, достигнутым в Саморе относительно «Королевской книги». Получается, что «Королевской книгой» являлось не только «Королевское фуэро», но и Партиды. Судьи и королевские алькальды применяли эти нормы, как и те, которые были приняты на кортесах в Саморе, в довольно креативной правовой комбинации, которая выходит далеко за рамки саморских норм и применяла практики, не предусмотренные уложениями 1274 г., зато установленные Партидами. Из