В начале текущего столетия на Чукотке был очень сильный шаман Атарго. Путешественник-краевед Н. Ф. Калинников посетил его однажды, проделав ради этого длинный и трудный путь. «Когда я, — описывает он свои впечатления, — подъехал к одинокой яранге Атарго, то, что представилось моим глазам, не говорило о силе и влиянии. Это была одна из самых маленьких и бедных яранг, виденных мною за два года». Жена Атарго, после того как Калинников сообщил ей, что заехал специально, с целью пообщаться с ее знаменитым мужем, великим шаманом, с горечью ответила: «Шаман, а есть нечего» (Калинников Н. Ф., 1912. С. 109–110).

Знаменательно, что самыми бедными были как раз настоящие шаманы с истинным шаманским призванием, свято исполняющие свой долг, безропотно несущие свой крест. Шарлатанам, псевдошаманам и нынешним так называемым «неошаманам» жить, конечно, во много раз легче. Достаточно сравнить нищенский достаток самого сильного дореволюционного шамана Чукотки Атарго, прозябавшего в жалкой холодной яранге, с нынешним сверхдоходом «главного шамана Чукотки», «главной шаманки Москвы» или «главного шамана России», устраивающих дорогостоящие шоу для жаждущей чуда российской публики.

Говоря об истинном шаманстве, нельзя не отметить один странный и печальный факт. Все, кто тесно соприкасался с сибирским шаманством, единодушны в том, что шаманы и их семьи почти всегда несчастны. Многих из них при жизни преследует некий злой рок: семейные трагедии, преждевременная смерть близких, нищета и т. д. Особенно это проявляется, когда шаман стареет и начинает утрачивать власть над своими духами. Тогда он становится беззащитным перед враждебными силами, с которыми прежде успешно справлялся. Долганский шаман, оставшись без духов-помощников, переставал камлать, «все свои принадлежности закапывал в землю и над ними устраивал сруб наподобие могилы» (Попов А. А., 1981. С. 251). Это, по существу, означало смерть шамана.

Если оценивать жизнь и деятельность шамана в нравственно-психологическом плане, его судьба — тягчайший крест, великое подвижничество и фатальная обреченность во имя продолжения рода человеческого и во имя неизбывности земной жизни вообще.

Возвращаясь к вопросу о соотносимости образов культурного героя, трикстера и шамана, нельзя не признать, что, наряду с явными сущностными различиями, наблюдается частичное функциональное и семантическое сходство этих персонажей. Трикстер, например, мог «оборачиваться» и культурным героем, и шаманом (обычно воспроизводя их в пародийных, «изнаночных» проявлениях). Культурный герой кетов Дох и культурный герой нанайцев Хадо были одновременно первошаманами. Шаман, кроме всех прочих своих субличностей, использовал и образ культурного героя: большинство шаманских действий направлено на добывание для людей каких-либо благ (правда, как справедливо заметила С. Е. Новик, здесь в большинстве случаев дело касается не приобщения людей к ранее неизвестным предметам культуры, а возвращения им уже знакомых, но временно утраченных жизненных ценностей — здоровья, справедливости, промысловых удач и т. д.).

Порою шаман, как и культурный герой, идет на устранение космических угроз и на сотворение отдельных деталей Природы. Однако попытки эти в отличие от деяний истинного культурного героя оборачивались обычно не улучшением, а ухудшением жизни людей, ибо нарушали установленный богами миропорядок, тогда как шаман был призван оберегать его. Такие поступки шамана не могли восприниматься иначе, как стремление стать Богом, что нарушало вселенскую этику и коренным образом противоречило изначальной предназначенности шамана. Рассказывают, что якутский (долганский?) шаман Сандача решил убрать остров в устье р. Хромы, впадающей в Северный Ледовитый океан, так как этот остров мешал осенней перекочевке на юг северных оленей. Однако после несанкционированного богами «изъятия» острова олени вообще исчезли из этих мест. «Да и сам я, — говорил потом шаман, — стал несчастным, потому что против Бога пошел» (Худяков И. А., 1969. С. 306).

К еще более негативным последствиям могло привести вмешательство шамана в космическое мироустройство. По одной из легенд, записанной А. И. Худяковым в Якутии, Венера в процессе своего прохождения через Плеяды «зацепилась» за это созвездие. Это было воспринято людьми как очень плохое предзнаменование. Дело усугубилось тем, что после столкновения в названном созвездии наряду с Венерой появилась еще одна неизвестно откуда взявшаяся звезда. «В то время, — повествует далее легенда, — было два якута-шамана… Оба они взлетели на небо; один стал заковывать в цепи Чолбона (Венеру. — М. К.), другой новую звезду. Когда заколачивали они цепи, то прочие якуты видели, как сыплются от них на Землю искры и гаснут… Новая-то была большая, как огонь из якутской трубы». Но произошло непредвиденное: когда второй шаман заковывал новую звезду, «она и пошла, и пошла по небу книзу и скрылась. На Землю упала, дымом сделалась. А после узнали, что это хорошая, участливая была звезда… Богатые бы мы были, если бы она существовала» (Худяков И. А., 1969. С. 279–280).

В то же время шаман демонстрирует в ряде случаев трикстерские наклонности: в целях обеспечения благополучия рода он может пускаться на всякие хитрости и уловки, вплоть до кражи душ и обмана богов. Не чужды ему и «извращенческие» поступки сексуального характера, в том числе бисексуальные проявления, откровенно эротическая окраска некоторых шаманских ритуалов и др. Одним из наиболее известных духов-помощников якутского шамана является Кээлени — хромоногий заика, то мужчина, то женщина, известный своими дурацкими выходками и скабрезными похождениями. Будучи призванным, Кээлени «ходит по всей юрте и у всех женщин и мужчин щупает половой орган (руками шамана). Словами же "ньирги", "ыттар" он просит женщин для любовного дела» (Худяков И. А., 1969. С. 326–327). В процессе камлания присутствующие всячески потешаются над ним, что вносит в шаманское действие элемент развлекательности. Шаман весьма привязан к Кээлени и призывает его, когда собирается в Верхний мир, что само по себе говорит о весьма высоком статусе этого духа.

Шаману в значительной мере свойственна и творческая сторона трикстерских проявлений. Чукотский шаман, например, превращает палочки в оленей, в пастухов, в собак и др. Между прочим, «оборотниче-ство», демонстрируемое многими шаманами, тоже можно квалифицировать как творческий акт, поскольку это есть не что иное, как пересотворение самого себя. В том же самом ключе следует трактовать и так называемые шаманские «фокусы», во всяком случае и прежде всего те из них, которые вызывают у зрителей иллюзию действительности. Их можно воспринимать как творение шаманом иной реальности, тем более что присутствующие ощущают эту реальность и верят в нее.

Сообразуясь с социокультурной динамикой общества, шаман мог усваивать некоторые новые поведенческие нормы, не нарушающие, однако, функциональных основ шаманской обрядово-ритуальной практики. В недавние годы нганасанский шаман Тубяку, отсидевший в свое время срок за шаманскую деятельность, перед тем как