В селькупском варианте ритуал «оживления» бубна длился от семи до десяти дней и обычно приурочивался к весеннему прилету птиц. Шаман показывал в процессе камлания, как идет в лес, отыскивает место, где росли деревья, из которых сделаны обод бубна и колотушка. Далее шаман с помощью духов собирает все части этих деревьев, вплоть до мельчайших щепок, и складывает в одну кучу на «болоте», где проживает Ылында-кота — «Старуха-мать», одна из наиболее почитаемых селькупских богинь.

На второй день шаман «представлял», как ищет в лесу место, где родился олень, шкура которого была использована для бубна и колотушки. Он высматривает все таежные закоулки, где олень ходил в течение жизни и где был убит. Надо было собрать всё до единого — каждый потерянный им волосок, каждый сброшенный рог, каждую кость, каждый кусочек плоти. Одной из самых трудных и ответственных задач было поймать душу оленя. Случалось, что все предпринимаемые шаманом попытки оказывались неудачными; тогда, после седьмой попытки, обряд «оживления» бубна надо было начинать сначала.

Третий день посвящался воскрешению собранных остатков оленя. Шаман поливал их водой, и из собранной кучи костей, рогов, шерсти и прочего как бы получался «живой» олень. Шаман «помогал» ему встать, водружал в чуме, напротив входа, «шаманское» дерево, вешал на него бубен, который с этого момента сливался с образом воскресшего оленя.

В последующие дни совершались камлания, посвященные поездке шамана на оживленном бубне-олене в мифическую страну «семи «солнц»; при этом шаман имитировал переправу через реки, моря и озера, добывание краски для разрисовывании бубна и колотушки, собирание камешков для внутренней полости бубна и пр. Через несколько дней шаман в сопровождении духов-помощников прибывал в жилище двух кузнецов и т. д. Наконец, путник достигал страны «семи солнц», где росло вселенское дерево, олицетворяющее структуру и смысл Мироздания. Здесь путешественник приносил обильные жертвоприношения, после чего возвращался со своими духами на лодках по реке к «болоту», от которого начиналось путешествие. На этом многодневный обряд заканчивался (Прокофьев Г. Н., 1930).

У алтае-саянских тюрок «оживление» бубна проходило по несколько иному сценарию. Шорцы, например, совершали обряд «оживления» не весной, как селькупы, а осенью, когда созревал ячмень, необходимый для приготовления жертвенной браги — «абырткы». «Оживляемый» бубен к этому времени был готов, но еще не украшен. Шаман рассказывал и показывал, как заготовлялось в лесу дерево для поделки разных частей бубна, повторял все разговоры лиц, участвовавших в этой заготовке, воспроизводил все их движения.

К этому времени жертвенная ячменная брага была уже готова и ждала участников церемонии в углу жилища в двух больших туесах. Рядом в берестяной коробке лежали девять пресных вареных лепешек, предназначенных для угощения духа-хозяина бубна. Сначала шаман брызгал жертвенной брагой на обод бубна, после чего тот «оживал» и устами шамана рассказывал, как он жил в лесу, будучи деревом, в чем был счастлив, как страдал от голода и других невзгод. В заключение своего рассказа обод обещал хорошо служить шаману.

Потом шаман окроплял брагой кожу, обтягивающую бубен, и тогда «оживал» марал или олень (в зависимости от того, чья кожа пошла на бубен) и тоже «рассказывал» свою биографию: о рождении, родителях, детских годах, зрелом возрасте, о том, чем питался, в каких местах бывал, когда и при каких обстоятельствах погиб от руки охотника. Завершив историю своей жизни, он тоже давал обещание хорошо служить хозяину.

Затем шаман передавал бубен присутствующим лицам мужского пола, которые всю ночь до рассвета поочередно шаманили с бубном, не давая ему «отдыхать». Женщины к бубну не прикасались. С рассветом присутствующие наносили на бубен рисунки. Ими руководил дух-хозяин бубна, который через шамана указывал, какие рисунки, в каких местах и какими красками надо изобразить. Вечером все, кто участвовал в изготовлении бубна, подвешивали к нему матерчатые ленты с внутренней стороны.

После этого шаман совершал камлание, обращенное к хозяину Верхнего мира Ульгеню (обычно через родовую гору Мустаг), который определял общее количество бубнов на весь срок шаманской деятельности и продолжительность жизни каждого отдельного бубна. Затем начиналось пиршество, в котором участвовали все сородичи (или жители селения), в том числе женщины.

Через три дня вечером шаман устраивал моление главе Нижнего мира Эрлику, с жертвоприношением браги, и демонстрировал ему новый бубен. Тот осматривал его и тоже определял, какое число бубнов предстоит иметь шаману и сколько лет положено шаманить с каждым из них. Примечательно, что между Эрликом и Ульгенем никогда не было на этот счет никаких разногласий (Потапов А. П., 1947. С. 163–164).

У шорцев и других алтае-саянских народов назначенный богами срок жизни бубна колебался от одного года до девяти лет, а суммарное число бубнов в течение шаманской жизни определялось от трех до девяти штук. Т. е. минимальный срок активности шамана теоретически составлял три года, максимальный — восемьдесят один год. Некоторые шаманы, получившие разрешение на малое количество бубнов, в стремлении продлить свою шаманскую жизнь делали украдкой «нелегальные» («воровские») бубны. Однако боги были начеку, и дело обычно заканчивалось тем, что родовая гора в наказание за жульничество укорачивала жизнь шамана (Потапов А. П., 1947. С. 159–160).

Селькупским шаманам на весь шаманский срок полагалось, как правило, не более семи бубнов, при этом по мере приближения к урочному сроку каждый последующий бубен делался большего размера, чем предыдущий. Седьмой бубен был самым большим и фиксировал достижение шаманом наивысшей силы. Далее сила шамана начинала убывать, и если шаман продолжал свою деятельность, то пользовался бубнами все меньших и меньших размеров.

Следует заметить, что «оживлять» полагалось не только бубен, но и другие шаманские принадлежности (колотушку, посох и пр.). Однако связанные с этим обряды и ритуалы были менее выразительны, являя собою укороченный и упрощенный вариант церемонии «оживления» бубна.

Социальный статус шамана

Шаман, кроме культовых обязанностей, нес весьма важные гражданские функции. На нем лежала ответственность за здоровье и благополучие рода. Если род беднел, болели и умирали дети, претензии сородичей адресовались шаману. Долганы в таких случаях говорили: «Какой же это шаман, если не может охранить своих людей» (Попов А. А., 1981 С. 260–261).

Шаман всегда был готов дать совет, когда и куда идти шишковать, белковать, где лучше всего ставить запор для ловли рыбы, в каком месте и в какой срок намечается переход реки стадами дикого оленя. Васюганско-вахские ханты самым верным признаком шаманской предназначенности считали промысловые удачи будущего шамана, а также правильные советы другим охотникам. Если он не был хорошим добытчиком,