Шрифт:
Закладка:
Пока Трэвис ломал голову, что бы еще придумать, рука его сама собой потянулась к столику, где лежала записная книжка в красном кожаном переплете.
Она принадлежала Луизе Мэйсон.
В который раз он принялся листать ежедневник, все записи в котором знал теперь почти наизусть, впрочем, как и материалы ее дела. Записную книжку отдали ему родители Луизы. Своим причудливым почерком она заносила в ежедневник все свои встречи и мероприятия, в которых участвовала, не только на случай пропажи мобильного, но и, как рассказали Трэвису ее родственники, потому что любила писать от руки, вести записи. «В этом смысле она была такой старомодной», – со слезами на глазах поведала Трэвису ее мать. И это было правдой, потому что и в студии, и в квартире Луизы Трэвис обнаружил сотни пишущих ручек – у художницы их было не меньше, чем кистей, – включая антикварные экземпляры в футлярах. Трэвис сфотографировал некоторые из них и поискал сведения о них в интернете. Оказалось, что такие ручки могли стоить тысячи долларов.
Пришедшее на телефон детектива сообщение вернуло Трэвиса к действительности. Это было оповещение о том, что в его служебной электронной почте появилось новое письмо.
Он зашел в почту прямо с телефона, не ожидая никаких чудес, но, увидев тему письма, затрепетал от предвкушения прорыва в расследовании. Совсем недавно его предупредили, что данные о звонках и местонахождении мобильных телефонов Джонни Мерфи и его сестры окажутся у него в лучшем случае не раньше, чем через три дня.
А они пришли через тридцать шесть часов!
Трэвис даже не попытался открыть приложение к письму из ноутбука, где изучить его было бы удобнее. Дрожа от нетерпения, он принялся читать распечатку прямо с телефона.
Бегло просмотрев номера сделанных и отвеченных звонков за две недели до исчезновений брата и сестры, он сразу перешел к последней странице документа. Там нашлось то, что ему было действительно нужно.
Данные пеленга телефонов по сигналам с вышек сотовой связи.
Теперь-то он точно узнает, куда делись брат и сестра Мерфи.
53
Примерно за неделю до 1 апреля Ребекку принялись мучить странные сновидения. Сначала они возникали урывками: на грани сна и яви появлялись знакомые образы, но они, как ни странно, не вызывали никакого страха, и Ребекка проваливалась обратно в крепкий сон.
Однако чем меньше дней оставалось до дня открытия сезона, тем труднее Ребекке становилось засыпать. Она ложилась в постель и часами ворочалась без сна, слушая скрипы и стоны деревянных конструкций общежития. В это же время ее начинали одолевать мысленные картины провала плана собственного спасения. То ей казалось, что она не может добраться до парома, то она всходила на его борт только для того, чтобы увидеть Хайна и Лиму, поджидающих ее в кают-компании. А когда она все-таки засыпала, ее мозг заполняли другие кошмары: иногда это был бурный грязный поток, из которого она изо всех сил пыталась выбраться на сушу. Однажды ей привиделся Джонни. Спотыкаясь и истекая кровью, он шел к ней из леса, но упал до того, как она сумела его подхватить. В другой раз ей приснились Ноэлла и Гарет в одной постели, связанные простынями, плотно обвивавшими их тела. А как-то во сне к Ребекке пришла ее мать, причем черты ее лица дочери так и не удалось рассмотреть. И вновь, как и в то далекое Рождество, блеснули ярко-рыжие волосы и женщина исчезла, хотя Ребекка звала ее вернуться. Самым странным был сон, в котором Ребекка заходила в их семейный дом на 81-й улице, где ее мать никогда не бывала, и видела ту, сидящую за кухонным столом и разговаривающую с Джонни. При появлении Ребекки оба они прервали общение, а ее мать, по-прежнему безликая, просто встала и куда-то ушла.
Всякий раз Ребекка просыпалась мокрая от пота и тяжело дыша. В какой-то момент сны начали повторяться, сливаться друг с другом, а затем превращаться во что-то другое. И только в последнюю ночь перед открытием сезона Ребекка наконец-то поняла, во что они трансформировались: в ее кошмар о квартире номер 127.
– Ты должна остаться здесь! – прозвучал тот самый механический голос.
Значит, она оказалась в высотном здании из ее кошмара.
В квартире 127.
И она не сможет сбежать.
Однако в этот раз Ребекка очутилась в какой-то новой версии своего страшного сна. Вот она идет по тому же коридору, что и всегда, оглядывает те же кремовые стены и темный напольный ковер. Но внезапно все меняется. Теперь в конце коридора, наполовину скрытая во мраке, появляется Рокси. Собака смотрит на Ребекку из темноты, а когда та подходит к открытой двери квартиры, начинает скулить. Скулить так, как она делала несколько часов назад, когда Ребекке пришлось запереть ее в пустующей спальне. И теперь во сне от каждого этого ужасного звука у Ребекки сжимается сердце.
«Прости меня, Рокси, – слышит она свой голос. – Мне так жаль».
И вот Ребекка уже у дверей квартиры, видит цифры 127 на двери, видит криво висящую цифру 7, как и раньше, думает о том, что семь – счастливое число, а когда вновь переводит взгляд на Рокси, то собаки уже нет. Она исчезла. Коридор многоквартирного дома пуст.
В квартире начинает играть музыка. Как и всегда, Ребекка не в силах распознать мелодию, просто знает, что она доносится откуда-то изнутри, но в этот раз она стала громче, бессвязней и болезненно давит на уши. Широко распахнув дверь, Ребекка входит в квартиру и чувствует длинный ворс ковра под босыми ногами.
Как по команде, этот ворс начинает извиваться и двигаться, превращаясь в стебли болотных растений.
И вот они уже обвивают ее ноги, взбираются по лодыжкам, медленно поднимаются от икр к внутренней стороне бедер и не дают сделать ни единого шага.
А потом голос позади нее, бесполый и какой-то мерзкий, начинает повторять те же самые слова: «Ты должна остаться здесь!» И это не просто слова, а душераздирающий хрип:
– Ты должна остаться здесь!
– Но я не хочу оставаться!
– Ты должна, Ребекка!
– Пожалуйста, отпусти меня!
– У тебя нет выхода, Ребекка!
– Пожалуйста, позволь мне проснуться!
И тут Ребекка проснулась, словно вынырнула из глубин океана. Она оглядела спальню, ожидая, что вот-вот начнется второй кошмар и что она еще не освободилась ото сна. Но нет, она вернулась в действительность, ее кожа была мокрой от пота, а когда она встала и подошла к зеркалу, то увидела, что майка, в которой она спала, промокла насквозь,
