— Здесь будет большое сопротивление… — заметил полковник Швырев, командир дивизии КГБ.

— «Афганцы»? У них несколько автоматов и пустые танки, — отмахнулся Зотов. — Или у вас есть другие идеи?

— Если вы разрешите, товарищ генерал, мы можем взорвать заводской забор — например, здесь, здесь и здесь, рядом с самыми крупными цехами, — показал на карте генерал Кутовский. — И в этом случае мы ворвемся на завод вообще без сопротивления, окружим основные цеха и с тылу ударим по этим «афганцам». Оборудование завода не пострадает.

Зотов поглядел Кутовскому и Швыреву в глаза, мысленно взвешивая это предложение.

— А вас неплохо учат в академиях… — усмехнулся он, но в этот миг серия мощных взрывов потрясла стены штаб-квартиры и яркая люстра с грохотом обрушилась с потолка на рацию, стоящую на столе. Офицеры бросились к окнам.

Там, за окнами, в разных концах заводской территории уже осуществлялась идея генерала Кутовского — только не дивизией КГБ и не правительственными войсками, а — рабочими «Уралмаша».

Заряды взрывчатки обрушили бетонные стены заводского забора, и в дюжину образовавшихся проломов тут же ринулись танки забастовщиков. Но самым поразительным для Зотова, Кутовского и Швырева было то, что эти танки — стреляли! Их пулеметы секли темноту ночи очередями трассирующих пуль, их пушки взрывали зажигательными снарядами милицейские бронетранспортеры, их гусеницы давили солдатские палатки, костры, «газики».

Это был самый настоящий танковый прорыв, организованный по всем правилам воинского искусства. Полтора десятка рот буквально в минуту опрокинули и, как ножами, прорезали полусонную, уверенную в безоружности рабочих линию милицейского-армейского оцепления, а затем, выключив фары, исчезли во мраке ночи. Но следом за танками уже катили из проемов простые грузовики, самосвалы, автобусы — весь автомобильный парк «Уралмаша», семь сотен машин, набитых вооруженными «афганцами» и еще безоружными рабочими. Они тоже почти не задерживались для мелких стычек с опрокинутым противником, милиционерами и солдатами городского военного гарнизона, они оставили это третьей волне — лавинам пеших рабочих, которые хлынули вслед за автомобилями в проломы заводского забора. Эти-то пешие рабочие и разоружали разбегающихся и срывающих с себя погоны милиционеров и солдат, завладевали их оружием и транспортом и тут же, на этом транспорте катили дальше — к станции «Екатеринбург-Грузовая», к бастующим соседним заводам и к центру города — к обкому партии, горисполкому, телестанции, банку, электроцентрали…

Город пал в руки восставших, как спелое яблоко падает с ветки.

Конечно, такая быстрая оккупация города восставшими рабочими объяснялась, в первую очередь, тем, что почти вся милиция и армейский гарнизон были сосредоточены вокруг «Уралмаша», а гэбэшные и правительственные войска — вокруг Исети и на загородном шоссе к Отлетному кладбищу.

Но, собственно говоря, на том и строил свой расчет Степан Зарудный.

Когда, вырвавшись из «Уралмаша», полторы сотни танков восставших устремились по боковым улицам за город, знаменитая гэбэшная дивизия имени Дзержинского как раз выбралась из своих позиций вдоль шоссе к Отлетному кладбищу и, согласно приказу Зотова и Кутовского, стала спешно строиться в походную колонну. И вдруг из-за снежных торосов и холмов, которые только что были прекрасным укрытием для гэбэшных войск, появились развернутые во фронтовую атаку танки восставших. В темноте их фары стремительно неслись на толпившихся на шоссе солдат, на их грузовики и бронемашины. Но никто из гэбэшников еще не мог понять, чьи это танки — свои? Наверно, свои…

И — растянутый по шоссе гэбэшный табор был пробит и смят танковой атакой так, как зубья автоматической хлеборезки прорезают в булочной батон хлеба. А еще точнее: то была безжалостная кровавая мясорубка. Прильнув потными лбами к поролоновым упорам приборов ночного видения и сжимая руками рычаги управления танков, водители-«афганцы» озверели от первой же крови, огня, рева двигателей, пороховой гари. Так, курильщик после долгого отсутствия курева хмелеет от первой сигареты. Бей гэбэшников! Дави их! Это они нас в Афганистане гнали в атаки на моджахедов! Жги, мать их в душу! Огонь!..

Пленных не было.

Через час армада восставших, доукомплектованная захваченными на шоссе бронетранспортерами и боезапасом из трех армейских эшелонов, застрявших на станции «Екатеринбург-Грузовая», ринулась к городу-спутнику Исети, на выручку оружейникам, окруженным правительственными войсками. Еще не остыв от первого боя, еще на прежнем градусе озверения, когда легкая победа, как первая рюмка, требует следующую, «афганцы» до упора выжимали педали газа и надрывали двигатели танков так, что гусеницы, прокручиваясь, взметали в черное небо фонтаны снега и влет проносили бегемотные, сорокатонные туловища танков через рытвины, лощины и канавы пригородных огородов.

— К бою! — кричал в башне головного танка Степан Зарудный, забыв, что из-за отсутствия шлемофонов большая часть его танкистов не имеет с ним радиосвязи. — К бою! — кричал он так, как когда-то кричал в Афганистане…

И хотя здесь, возле Исети, армейские командиры уже успели выстроить две правительственные дивизии в боевой порядок, они лишь в последнюю минуту сообразили, что имеют дело не с толпой озверевших рабочих, а с кадровой танковой дивизией — с танкистами, которые прошли и выжили на горных перевалах Кандагара и в смертельной Пешаварской долине.

— К бою! — зверским голосом орал в своем танке Андрей Стасов. — Даешь Кабул!..

И стрелки сами ложились плечом на турели танковых пулеметов, и заряжающие бросали первые снаряды на досылатели, и снаряды уплывали в казенники, и затворы, лязгая, запирали стволы танковых орудий…

Да, правительственные десантные войска успели очнуться, шесть первых танков восставших были подбиты прямыми попаданиями их зажигательных снарядов, и все же — танковый кулак Зарудного вклинился в расположение кремлевских дивизий и прошел по ним так, как машинка армейского парикмахера проходит по шевелюре новобранца. Но затем… Затем произошло то, чего не ждали ни Зарудный, ни командиры двух правительственных дивизий. В свете огня и трассирующих пуль кто-то из атакующих танкистов вдруг увидел вскочившего на белом снегу десантника — парень что-то орал и размахивал малиновым беретом в безоружных руках. И скорей по его артикуляции, по губам танкисты поняли, что он кричит: «Афганцы! Не стреляйте! Мы тоже „афганцы“!»

Первый танк стал, тормознув обоими гусеницами так, что сами танкисты-«уралмашцы» чуть не пробили головами танковую броню. Откинув стальной люк башни, чумазый заряжающий выскочил на наклонную переднюю броню танка и заорал:

— «Афганцы»! Братва! Это ж наши! «Афганцы»!..

И прямо с гусеницы рухнул в широко расставленные лапищи десантника.

Через несколько минут братание рабочих-«афганцев» с «афганцами»-солдатами шло по всему снежному полю, которое только что было полем боя.

Но, к сожалению,