Мы вступили в район, характерный чрезвычайным изобилием айсбергов. Многие из них были покрыты землей и щебнем и потому издали напоминали скалы.

Вечером этого дня поблизости от нас был замечен медведь. Он быстро бежал прямо на выскочивших ему навстречу собак. С расстояния в тридцать шагов медведя ранили, и он упал. Поднявшись снова, медведь бросился в сторону ближайшей полыньи, но здесь его настигла еще одна нуля. Смертельно раненый зверь грохнулся в воду. Подоспевшие гарпунеры заякорили добычу. Убитая медведица дала нам мяса приблизительно столько же, сколько мы получали от четырех небольших тюленей. Некоторые из нас проявили жадность, достойную серого воронья. Они соскабливали со скелета остатки мяса и укладывали их в платки для своего личного потребления. Эти мешки с мясом составляли подсобный запас для их обладателей, из которого они черпали ежедневно, дополняя наш скудный обед фунтом сырой медвежатины. Перед употреблением в пищу мясо это наскоро обмывалось в морской воде. В супе мы предпочитали тюленину по той простой причине, что она разваривается гораздо скорее медвежатины.

19 июля мы снова перебрались через несколько небольших полей, а 20 и 21 июля пересекли одно поле диаметром в несколько миль. Нас сопровождал благоприятный северо-западный ветер. 20 июля мы оказались на 79°11′ с. ш. и 61°3′ в. д. 22 июля наше продвижение вперед было прямо-таки блестящим: только два раза пришлось нам в этот день извлекать из воды наши шлюпки. Весь путь мы прошли, проталкиваясь через узкие каналы или пробираясь по порядочным полыньям, и все наше занятие состояло в этот день в том, что мы наливали в опустевший из-под спирта бочонок воды и пили эту воду вместо грога. Наблюденная широта показала 79°1′.

24 июля мы продолжали наш путь с прежним успехом. Не переставая лил сильный дождь. Потоки ниспадавшей воды совершенно промочили нас, и когда мы вечером ложились на отдых, пар валил от одежды густыми клубами.

В течение трех последующих дней дождь лил непрерывно. Он сильно докучал нам, но мы радовались ему, несмотря на это, так как дождь разъедал лед, помогая, таким образом, успеху нашего предприятия[183]. В течение этих же трех дней нам удалось пройти немалое расстояние. Правда, одежда наша промокла до нитки, и мы ждали солнца, чтобы оно обогрело нас. Нам хотелось немного обсушиться, избавиться от полных воды чулок и размякших сапог.

27 июля мы достигли 78°48′! Но вот задул юго-западный ветер, и в течение двух следующих дней, несмотря на беспрестанные пересадки и переброски груза и шлюпок со льда на воду и опять на лед, мы совсем не продвинулись вперед. Определение широты 29 июля показало, что мы, наоборот, отнесены дрейфом к северу (78°50′). Унывать нам было некогда, тем более что следующий день принес неожиданность. Мы убедились в том, как трудно бывает иногда учесть характер ледовой подвижки: 30 июля продолжался тот же юго-западный ветер, и несмотря на это мы оказались в этот день отнесенными очень далеко на юг (78°32′ с. ш. и 61°3′ в. д.).

Погода была в этот период пасмурнее обычного. В таких условиях было нелегко ориентироваться и выбирать именно те каналы, которые вернее всего привели бы нас к цели. Видимый горизонт заканчивался в нескольких сотнях шагов от шлюпок. Только с высоты торосов он расширялся иногда до двух миль, но чаще всего и в этом случае небосклон исчезал в клубах близкого тумана.

В ясную погоду мы всегда направляли свои шаги в сторону виднеющегося вдали водяного неба. При этом мы не боялись небольших обходов в юго-восточном или юго-западном направлении. Теперь же над каждой небольшой полыньей клубился густой туман, скрывавший очертания ее берегов. Сплошь и рядом случалось, что, едва отчалив от одного ледяного берега такой полыньи, мы после нескольких гребков оказывались уже у противоположного. В сплошном тумане мы отгадывали по ослепительно белой линии, разделяющей воздух и лед, присутствие этого последнего. В тех частых случаях, когда не было возможности ориентироваться в путях, ведущих от полыньи, не оставалось ничего другого, как следовать по периферии ее в поисках каких-либо ответвлений. В результате мы, конечно, делали много лишних крюков, так как все наше продвижение совершалось наудачу.

В течение следующей недели тоже преобладали южные ветры. 31 июля и 1 августа опять шел сильный дождь, который промочил насквозь почти весь наш хлеб, превратив его в сплошную кашу. 2 августа мы посвятили полдня сушке хлеба в лучах солнца, выглянувшего наконец из-за туч. Такой день, как этот, был так мало похож на только что миновавшие! Небо сияло солнечным светом и было чисто лазурного цвета. Сверкающие белизной льды купались в темно-синих водах открытых каналов и полыней.

Во время этой вынужденной остановки свободные от работы люди отправились на тюленью охоту. За последние шесть недель мы убили всего шестнадцать штук этих животных.

2 августа по нескольким тюленям было произведено семнадцать неудачных выстрелов. Только последними двумя удалось подстрелить двух зверей. На этот раз даже собакам досталось немного мяса. Беднягам не раз уже приходилось голодать по два дня кряду. Я отвел для собачьего снабжения одну из пустых жестяных банок, в которую складывались остатки сала, куски шкуры, глаза и другие съедобные отбросы, но, к несчастью, чаще всего эта банка оставалась пустой. На этот раз Юбинал получил обе головы вместе с глазами, а Торос – ласты с когтями. Шкура, с которой был предварительно срезан слой сала для нашего стола, на этот раз не могла быть сохранена в виде запасного фонда для собак, так как она потребовалась сапожнику, снабжавшему Юбинала ежедневно новыми чулочками на каждую из его сильно кровоточащих лап.

Счастливее оказались мы несколько времени спустя при встрече с одним очень крупным медведем. Он был убит как раз в тот момент, как собирался броситься в воду. Мы попробовали медвежье сало и убедились сразу, что оно гораздо ниже качеством, чем тюленье – в нем содержится много прослоек других тканей, тогда как тюленье сало свободно от них. Лишь очень нерешительно пошли мы на эту пробу, между тем как неочищенная от сала тюленья шкура в нашем обиходе никогда больше не залеживалась. К тюленьему салу люди привыкли и ели его охотно, особенно если в придачу имелось полгоршка хлебных крошек и на закуску чарка разбавленного водой спирта.

Такое угощение досталось нам к концу этого дня (2 августа). Это было необходимо, чтобы приободрить команду, измученную тяжелым днем, насыщенным до отказа суровой