Шрифт:
Закладка:
TANK: Как вы пришли к идее стать писателем?
ЛИГОТТИ: Я почти не читал книг, покуда не поступил в колледж. Именно тогда я обнаружил, что существуют писатели, чьи произведения демонстрируют глубокое и ясное понимание моих жизненных затруднений, отражают мои собственные мысли и чувства. А еще позже я понял, что и сам могу что-то написать, и захотел развить этот талант. Если бы на меня не снизошла эта блажь, не знаю, что со мной стало бы – ведь с подростковых лет я жил в условиях психологического кавардака, а без писательства у меня не нашлось бы что-то, способное занять мое время. Когда пришло время устраиваться на работу, я обнаружил, что моей квалификации вполне хватает для редакторского поста в издательстве справочной литературы в Детройте – который, вероятно, является городом, ассоциирующимся у людей с изданием справочников в последнюю очередь. Не было никаких сомнений в том, что я не смогу никогда вести нормальную жизнь, и в один момент у меня пропал вкус к попыткам обустроить даже некое ее подобие. Помню, когда впервые прочитал, что Лавкрафт однажды был женат, подумал – какая досадная ошибка с его стороны! Тем не менее, что может быть более понятным, чем желание вступить в брак?
TANK: Вы говорили о том, как стресс на рабочем месте вдохновил некоторые из ваших историй. Не могли бы вы немного рассказать об этом?
ЛИГОТТИ: Мне пришлось работать на нескольких работах, чтобы оплатить учебу в колледже. Тогда у меня еще получалось. Я работал в продуктовом магазине своего отца с двенадцати лет. Большую часть своих лет в колледже я был менеджером по доставке бумаги в отделе распространения небольшой газеты, помощником преподавателя математики и английского языка в государственной программе и учителем игры на гитаре. Проработав более двух десятилетий в издательстве, я был в конце концов уволен с этой работы. «Пока мой труд не завершен» – литературный памятник тому времени, и это, я думаю, объясняет, почему эта вещь так выбивается из прочего моего творчества. Как я сказал в интервью, опубликованном в «Паблишерс Уикли», я сожалел о порыве, который привел к написанию этой книги. До этого я написал несколько других «корпоративных страшилок», как я их называл. Когда те были опубликованы в середине девяностых, я услышал, что несколько моих коллег всерьез испугались, что я могу, придя как-нибудь на работу, учинить какой-нибудь беспредел. Я не знаю, были ли эти слухи правдой. Никто из тех, кто знал меня, им не верил. На работе я завел дружбу с уймой хороших людей – в том числе с ныне покойным поэтом и прозаиком Томасом Уилохом и Брэндоном Тренцем, соавтором нескольких моих сценарных работ. После увольнения из издательства я стал внештатным редактором. Но в 2005-м году я довольно сильно расклеился – и с тех пор толком не работал.
TANK: Гностицизм, по-видимому, является важной нитью в вашем литературном гобелене. Как он влияет на ваши художественную литературу и философию?
ЛИГОТТИ: Догмы гностицизма некогда идеально соответствовали моим взглядам на вселенную. Вуди Аллен, как известно, сказал однажды: «Если окажется, что Бог есть… худшее, что можно будет сказать о нем – это то, что он неумеха». А я вот считаю, что это лучшее, что можно было бы о нем заявить. Так же считали и гностики, которые называли ветхозаветную сущность-творца «ложным божеством», склонным к самообману. Однако они также верили, что где-то все же существует настоящий Бог, и здесь я не мог разделить их оптимизм.
TANK: «Заговор против человеческой расы» – глубоко пессимистичная книга, но ее пессимизм, по-видимому, служит скрытой педагогической цели. Такое ощущение, что ваш радикальный настрой предлагает путь через иллюзию консенсусной реальности к какой-то форме утопического потенциала. Согласны ли вы с таким утверждением?
ЛИГОТТИ: Вы правы насчет моих педагогических амбиций в отношении «Заговора против человеческой расы» Я также хотел, чтобы он послужил своего рода утешением и даже пособием по самопомощи. Судя по некоторым электронным письмам, в глазах иных моих читателей я справился с такой задачей. У меня есть глубокое желание гордиться родом человеческим и даже верить, что жизнь стоит того, чтобы ее прожить и выстрадать. Но пока что человеческая история заслуживает лишь презрения и жалости. Иной раз кажется, что все мы лишены величия – и нет никаких признаков того, что оно у нас может проявиться в будущем, если нам в принципе оное уготовано. Несмотря на все похвалы, которыми мы охотно осыпали самих себя, мы оказались неудачниками, успешными разве что на ниве шутовства. По меркам галактики (и, возможно, всей Вселенной), мы – что-то вроде приюта для умалишенных; даже наши мечты – вздор. Мы состоялись только как дикари. В наших амбициях есть что-то благородное, но наши достижения принадлежат расе слабоумных. Никаких доводов в пользу нашего сохранения не существует (и не может существовать). Даже наши боги, какими бы отвратительными они ни были, похоже, покинули сцену. Хотел бы я, чтобы самые темные из них вернулись на бис – для претворения Великого Потопа.
Интервью для «Lovecraft eZine» (2015)
Комментарий Майка Дэвиса, редактора онлайн-фэнзина: Вместо того, чтобы задавать все вопросы самому, я попросил несколько человек, пишущих «странную прозу», прислать мне по одному обращению от каждого.
ДЖОН ЛЭНГАН: Какой рассказ стал прорывом для вас как для писателя, образцом того, что вы достигли своих целей – или, по крайней мере, приблизились к их достижению, – в области художественной литературы?
ЛИГОТТИ: Я считаю своим прорывным рассказом «Химика», который также стал моей первой опубликованной историей – в фэнзине Гарри Морриса «Никталопы» в 1981-м году. До этого я отправил всего несколько рассказов в другие небольшие журналы – везде получив отказ. Я согласился с мнением редакторов, отвергших их, и, как и все прочее, что я написал в семидесятых, эти истории отправились в мусорную корзину. Единственным исключением из того периода сделалась первая, довольно-таки сырая версия «Последнего пиршества Арлекина». Я
