варианты, которые так и не случились, – но тогда я поднял отяжелевшие припухшие веки и увидел темноту. Однако, поморгав немного и приглядевшись как следует, понял: темнота не настолько кромешная, как показалось воспаленным глазам. Живой огонь множества свечей заполнял помещение, оглядеть которое полностью не получалось, танцующими тенями и специфическим ароматом свечного дыма и гари.

Когда я окреп настолько, что мог держать глаза открытыми дольше пары секунд, я осмелел и попытался пошевелиться. И тут меня ожидал самый главный ужас: я был скован.

Как чувствует себя человек, лишенный свободы? Мне прежде не приходилось задумываться над этим, и вот теперь, когда рука была цепью прикована к железной скобе в стене, мучительное ощущение беспомощности охватило меня. Потребовалось несколько минут, чтобы восстановить сбившееся дыхание. За это время картина несколько прояснилась. Впрочем, увиденное лишь больше напугало.

Из автомобиля Алисы я вдруг попал то ли в сарай, то ли – что более вероятно – в давно не используемый подвал. Бетонный пол, холодящий тело, покрылся слоем пыли, кое-где нарушенной следами человека. Чадящие свечи, расставленные в беспорядке, какие в канделябрах, какие просто в луже воска, успели оплыть. Вероятно, я очнулся не сразу.

Последним я увидел Джулиуса.

Мой друг лежал на полу, раскинув руки, а вокруг чем-то, страшно похожим на кровь, был начерчен круг, испещренный загадочными символами. Лучи внутри круга вели в центр и уходили под неподвижное тело. Я закричал:

– Джулиус! Джулиус! Очнись!

Он не дрогнул, не шевельнулся и, кажется, даже не открыл глаз.

– Джулиус! – я рванулся, забыв про цепь. Кандалы больно врезались в запястье. В бессильном отчаянии я рвался снова и снова, пока боль не протрезвила рассудок.

– Милая привязанность, – похвалил женский голосок, свечные огоньки колыхнулись под порывом ветерка, и откуда-то из темноты вышла его обладательница. – Джулиус все-таки научился разбираться в людях. Жаль, для этого пришлось умереть.

Мой взгляд она расценила верно и добавила, смеясь:

– Он жив. Я говорила про тот, первый раз.

Странные интонации сбили меня с толку, но высокий смех натолкнул на мысль:

– Алиса?!

– Немного Алиса, немного Дафна…

– Рейчел! – я сгреб цепь и попытался подняться, но лишь встал на колени. Унизительная поза.

Рейчел вышла на свет и тепло улыбнулась. Ее глаза – небесно-голубые – совершенно не подходили лицу Алисы, как и алые пухлые губы Дафны Ричмонд. Дикое смешение личностей, омерзительное в своей противоестественности.

– Где Алиса? Что ты с ней сделала? – я почти рычал, сам себя не узнавая.

– Смею предположить, – она жестом Дафны наклонила голову к плечу, – все еще без сознания, если, конечно, я не переборщила с хлороформом. Забавная штука, мне понравилось.

Она была совершенно безумна, это стало очевидно. Когда она сошла с ума? Когда пыталась убить жениха или раньше? Может, была не в себе всегда, и никто не замечал.

– Что ты сделаешь с нами?

Я задал вопрос без особой надежды на честный ответ, но женщина внезапно погасила улыбку:

– Убью. Ждать понадобилось слишком долго. Мой Господин недоволен.

– Господин? – пришлось постараться, чтобы не выдать волнения, не общаться с ней как с больной. – А кто он, твой Господин?

Рейчел провела рукой по волосам, возвращая им настоящий, пшеничный оттенок. Вместе с фальшивым цветом ушли и другие черты Алисы, а от Дафны осталась лишь вызывающе-красная помада.

– Она не скажет, – прохрипел Джулиус, не делая, впрочем, попытки подняться. – Ни тебе, ни мне. Пока ей не разрешат.

Я снова забыл о цепи:

– Джулиус!

– Не надо, – он повернул голову и – готов поклясться – улыбнулся. – Все было предрешено заранее, Филипп.

Он произнес мое имя с такой странной интонацией, будто это слово означало что-то важное для него. На глаза навернулись первые, пока еще робкие слезы. Мы загнаны в угол, оба. На сей раз, вероятно, уже не сбежать.

Рейчел прошла мимо меня, едва не задев опущенную голову разлетающимся подолом платья, от нее исходил запах дорогих духов, но и он почти смешался со свечной гарью. Разум заволакивало дурманом.

– Я сделаю это ради вас, мой Господин, – услышал я и вскинулся. Казалось, прошла всего секунда, но дурнота сыграла со мной злую шутку – женщина уже сидела рядом с Джулиусом на коленях. В ее руке блестело лезвие ножа. – Ненависть брата, предательство любимой и разбитое сердце. Дело за малым, дорогой. – Она заливисто рассмеялась, и от этого звука у меня зазвенело в голове. – Последнее «прости».

Она наклонилась, отвела рукой волосы с его лба и с нежностью поцеловала.

Меня передернуло от отвращения.

– Если бы ты только понял сразу…

Она прошептала это тихо, но мне почудилось ее горячее дыхание возле уха. А потом выпрямилась и запела. Память Джулиуса, проникающая в меня, узнала эту песню – заклинание, ритуальную песнь, призывающую легион духов. Как наяву, я увидел уродливые тени, скалящиеся пасти, слепые глазницы. Ужас обуял меня, хотя ничего пока не происходило.

– Мой Господин, – воззвала женщина, запрокинув голову к потолку, – все готово. Путь жертвы завершится смертью, а мой путь – вечной жизнью. Сосуд силы в моих руках, Господин, я распечатаю его для вас.

Она склонилась над Джулиусом и двумя быстрыми движениями оставила на его щеках глубокие царапины. Я вздрогнул, чувствуя, как по моему лицу стекает кровь. Невероятно… Рейчел принялась раскачиваться из стороны в сторону. Голос эхом отдавался от стен и распадался на множество чужих голосов, словно ее устами говорили души из самой преисподней. Я сжал уши ладонями, хотя глаза не закрыл, наблюдая, как собираются по углам черные тени, как сгущается мрак под низким потолком, как дрожат и гаснут одна за одной свечи, пока не остались только те, что освещали обездвиженную жертву. Словно весь мир сосредоточился в этом месте.

Рейчел занесла руки с зажатым в них ножом. Острое лезвие сверкнуло молнией.

– Ни с места!

По ступенькам прогрохотали шаги, сухо щелкнул затвор револьвера, и звенящим от напряжения голосом Алиса повторила:

– Ни с места, я сказала. Только дернись, и я проделаю в тебе пару лишних дырок.

Не иначе как от страха она откровенно дерзила, револьвер в вытянутых руках сильно трясся. Я готов был взвыть от бессилия, цепь будто не только сковала тело, но и повисла тяжелым грузом на сердце. Я хотел и не мог никому помочь.

Рейчел в последний раз повысила голос, выводя звенящую, высокую ноту, и затихла. Затем поднялась на ноги, пошатываясь, как пьяная, ее лицо в свете оставшихся свечей было бледным и страшным.

– Приди же, Господин. Возьми мой подарок!

Она вскинула руки, и за ее спиной сгустилась тьма, заклубилась, зашевелилась, точно живая, и лицо, что я в ней на миг увидел, заставило меня вскрикнуть и отпрянуть обратно к