молча пили чай.

– Ничего бы не изменилось, – вдруг сказал Олдридж. – Даже если бы ты расписал мне все в красках, ничего бы не изменилось.

Я кивнул, торопливо заливая в себя сразу половину чашки. И хотя я не слишком любил чай, предпочитая кофе, этим вечером готов был полюбить. Лишь бы занять руки.

Комната для гостей располагалась напротив моей и была такой же крохотной – разве что моя спальня, переделанная из старой детской, выглядела более обжитой и, на мой скромный взгляд, забитой ненужным хламом. Тут сохранились даже фарфоровые кролики, которых мне дарили на каждый день рождения. Правда, я был слишком маленьким, чтобы это помнить, однако те стояли на полке всегда.

В коридоре перед ванной комнатой мы с Джулиусом снова столкнулись, и я пропустил его вперед.

Был почти час ночи, когда я наконец приготовился ко сну. Надел свою старую клетчатую пижаму, взбил подушку, но, прежде чем лечь, тихонько выскользнул из спальни. Перед дверью для гостей я поднял руку, чтобы постучать, но передумал, толкнул ее и заглянул в тесную полутьму. Джулиус лежал под одеялом, вытянувшись на боку и подложив руку под голову. Свет из-за тонкой полупрозрачной шторы бросал серебристый прямоугольник на пол, будто нарочно минуя спящую фигуру. Убедившись, что все хорошо, я шепотом пожелал ему спокойной ночи и ушел к себе.

За завтраком семья собралась в полном сборе, еще на лестнице я услышал оживленные голоса и звон посуды.

– Филли, дорогой, – мама вскочила навстречу, отодвигая для меня стул, – присаживайся. Анна, подвинься, пусть он сядет рядом с другом.

Я поспешил занять свободное место напротив Джулиуса, чтобы прекратить суету. Олдридж бодрым голосом пожелал мне доброго утра, с благодарностью принял от сидящей рядом тети тарелку с пончиками, передал маме сахарницу. В общем, вел себя не как обычно. Впору ожидать какой-нибудь неприятности.

– Как спалось, мистер Олдридж? – любезно поинтересовалась тетя Анна, на что Джулиус, готов поклясться, украдкой мне подмигнул.

– Просто замечательно, благодарю. Кажется, перед сном мне пожелала спокойной ночи какая-то заботливая домашняя фея? У вас водятся фейри, мадам?

Все посмеялись шутке, а я едва не подавился куском тоста.

Когда завтрак подходил к концу, нас прервал стук в дверь. Я поспешил открыть, потому как успел устать от настойчивого внимания к своей персоне, и каково же было мое удивление, когда на крыльце я увидел девушку-водителя.

– Доброе утро! Филипп Фелтон? – Она лучилась хорошим настроением и вообще была на диво хороша в чудесном летнем платье. Волосы при свете дня оказались темными и складывались в прическу аккуратными волнами. – Вам письмо, мистер попутчик.

Девушку звали Алиса, она работала почтальоном в этой части Билсборроу. Ее новенький велосипед стоял, прислоненный к нашему забору.

– Мне? – Я неуверенно принял из ее рук потрепанный конверт. – Адресант не указан.

– Велено доставить Филиппу Фелтону лично, – отчиталась Алиса. – Отсроченная доставка.

– Насколько отсроченная?

Девушка покопалась в бумагах.

– Хм… Фелтон, Фелтон, Фелтон… Ага! – она ткнула пальчиком в невидимую мне строчку. – Десять лет.

Я вернулся в дом, но мысли уже витали совсем в иных сферах.

К тому времени мама споро убрала со стола, меня ждал лишь Джулиус.

– Что случилось? – спросил он.

– Ничего, – я тряхнул головой, однако улыбнуться не получилось. – Просто почту принесли.

– Почтальона следует уволить, – усмехнулся мой друг. – Конвертом будто кофе промокали.

Я заметно стушевался:

– Оно… просто немного затерялось.

Не знаю, почему решил устроить из этого тайну – наверное, просто хотел сначала узнать все сам.

– Миссис Фелтон велела нам отнести джем какой-то ее знакомой. – Он кивнул на объемный плетеный короб. – Заодно покажешь мне город.

Предложение было из разряда тех, от которых нельзя отказываться, к тому же я, смею надеяться, знал Джулиуса настолько хорошо, чтобы быть уверенным: он не будет задавать лишних вопросов.

Мамина подруга жила в начале Билсборроу-лэйн. После, вероятно по привычке, мы прошлись по набережной канала Ланкастер. Праздно прогуливающихся людей там оказалось в разы меньше, чем на Променаде в Блэкпуле, но в этом была своеобразная прелесть. Пахло не морем и не солью – стоял густой аромат воды и немного гниющих водорослей. Эти запахи должны были казаться родными, но отчего-то не казались. Наверное, успел позабыть.

– Это не наша леди-шофер? – Джулиус внезапно указал на лихо крутящую педали Алису. Девушка нас тоже заметила и на ходу помахала рукой. Руль опасно вывернулся, однако Алиса быстро выровнялась и подкатила к нам.

– И снова добрый день, мистер Фелтон, и вы, мистер незнакомец.

– Джулиус, пожалуйста.

Девушка забавно наморщила носик:

– Имя как у аристократа. Откуда же к нам занесло такую птицу?

Манера речи была несколько вызывающей, но, как ни странно, очень ей подходила. Олдридж не стал расшаркиваться, как с моими родственницами:

– Издалека, мисс которая-так-и-не-назвалась.

Она громко заливисто расхохоталась. Меня кольнула тонкая игла досады, что не я являлся причиной столь ярких проявлений эмоций.

– Алиса. Коль уж мы встретились дважды, третий раз не за горами. Ну, мне работать надо.

Она поправила почтальонскую сумку через плечо и, оттолкнувшись, бодро покатила дальше по улице.

– Она принесла письмо? – зачем-то уточнил Джулиус, хотя и без того было понятно, что да. – Ты хочешь скорее его распечатать?

Я невольно вздрогнул, после появления Алисы думая только об этом.

– Прости, – я тронул его за рукав. – Мне кажется, я знаю, от кого оно. В это сложно поверить, но… Я расскажу, обязательно, просто потом. Ты понимаешь?

В его серьезных глазах я без труда прочитал положительный ответ. Однако почему меня так пугает легкость, с которой мы читаем души друг друга? Словно это сближает нас настолько, что я становлюсь его частью. И все бы ничего, только едва ли он когда-нибудь станет частью меня.

* * *

Филипп поднялся к себе сразу же, как мы пересекли порог дома. Его жадное нетерпение бурлило через край и было вполне понятно даже мне, человеку, который давно ни от кого не ждал вестей. От плотного конверта без обратного адреса веяло грустью и отчаянной решимостью. Сложно сказать, что заставляло меня так думать, но за годы одинокой жизни я научился распознавать подобные вещи. Точно такой же тонкий флер источала и мать Филиппа, хрупкая и прекрасная даже в зрелые годы. Наверное, такой могла бы стать и моя Рейчел.

– Дамы, – я нарушил уединение сестер, устроившихся на заднем дворике в плетеных креслах. – Вы понимаете, что мой визит продиктован не одним лишь любопытством?

Виктория и Анна переглянулись. На похожих лицах промелькнуло схожее выражение секундного замешательства. Наконец Виктория печально покачала головой:

– Это из-за нашего мальчика, да?

– Вики, не надо…

– Успокойся, сестра. – Мать Филиппа откинула тонкий плед и поднялась на