Одетый в униформу охранник провел свою карту доступа через считывающее устройство и ввел код, после чего дверь перед ними зажужжала и открылась. Они продолжили путь по гулкому коридору без окон, освещенному холодным светом флуоресцентных ламп.

Он понятия не имел, действительно ли стоило приезжать. Теодор ясно дал понять, что не хочет никаких визитов. Но Фабиан не мог сидеть сложа руки и просто смотреть, как его сын снова замыкается в себе и погружается в депрессивное состояние.

Мальчик и его мама были настолько потрясены случившимся, что, без сомнения, не были в состоянии дать хоть какие-то показания. Несмотря на это, он постоянно разговаривал с ними, пытаясь удержать их внимание на мелких деталях. Он рассказывал, что приехал помочь им, что есть еще одна лодка, на борт которой они сейчас поднимутся, и что совсем скоро они будут на берегу и получат всю необходимую помощь.

Чтобы они не увидели жуткие последствия повторного нападения Милвоха, он завязал матери мальчика глаза найденной шалью, а парнишке сказал натянуть на лицо шапку. Затем помог им перебраться в кокпит, а потом в деревянную лодку. Там они стали ждать береговую охрану, которая должна была отбуксировать их «Халлберг Расси» в Хельсингборг, где Муландер и два его помощника уже были готовы приступить к осмотру яхты.

Сам он отправился сопровождать мать и мальчика до Хальмстада, где их ждала машина «Скорой помощи», чтобы отвезти в больницу Хельсингборга.

В это время и позвонила Ядвига Коморовски.

Охранник проводил его через один коридор за другим, но ни одно из помещений не показалось ему знакомым с тех пор, как в последний раз он был здесь с Соней. А ведь это было чуть больше суток назад. Но Фабиану показалось, что он постарел по меньшей мере на год, и если так будет продолжаться и дальше, то через каких-нибудь несколько недель ему придется присутствовать на собственных похоронах.

По крайней мере комнату для посетителей он точно узнал, ему показалось, что он услышал эхо голоса Теодора. И я был бы вам очень признателен, если бы вы оставили меня в покое и больше не приезжали…

Стулья, расставленные вокруг стола, были пустыми, так же, как и кресло, и кровать с матрасом в полиэтиленовой упаковке. Хотя разрубленные на части куски тел больше не стояли у него перед глазами, все же грызущее его изнутри беспокойство никуда не делось. Правильно ли он сделал, что приехал, или не стоило так настаивать на этом вечернем визите, который был совсем не к месту?

Произошла серьезная драка, так сказала ему адвокат по телефону. Сначала он предположил, что кто-то из заключенных напал на его сына, но через некоторое время понял, что все было с точностью до наоборот. Кроме того, он узнал, что это была не простая потасовка, а довольно крупная драка, и это совсем не улучшило ситуацию.

То, что время, проведенное под стражей, станет немалым испытанием для его сына, было совсем неудивительно. Но, по словам Коморовски, Теодор очень плохо шел на контакт как с ней, так и с датской полицией. При этом было заметно, что его состояние ухудшается, вот почему она настояла на том, чтобы Фабиан приехал и попытался переубедить сына.

Он сел на один из стульев, не сводя глаз с двери в ожидании, когда она откроется. Это заняло еще несколько минут. Тем не менее он резко очнулся, только когда Теодора ввели в комнату с наручниками на руках.

— Привет, Теодор. — Он вскочил со стула, чтобы подойти и обнять сына. Но Теодор отстранился от него и сел, а Фабиану пришлось в итоге немного неловко похлопать сына по плечу. — Я рад, что мы смогли увидеться. Очень рад. — Ответом ему было лишь молчание, и он понял, что неестественная улыбка в этот момент исчезла с его лица. Прошу прощения! — крикнул он охраннику в попытке вновь установить контроль над ситуацией. — Я был бы признателен, если бы вы сняли наручники с моего сына.

— К сожалению, это невозможно, — ответил мужчина и неуверенно покачал головой.

— Неправда, это очень даже возможно. Я не только его отец, но еще и полицейский, и могу с точностью заявить, что нахожусь в полной безопасности, если, конечно, причина, по которой на нем надеты наручники, в ней.

— Учитывая то, что произошло, я должен…

— Вы вообще ничего не должны. Что касается моего сына, то я могу с уверенностью сообщить вам, что он вовсе не жестокий или агрессивный человек. И что бы здесь ни произошло, всему этому точно есть логичное объяснение, до которого я намерен докопаться.

Конвоир со вздохом сдался, подошел к Теодору, снял с него наручники и наконец оставил их наедине.

— Ну вот, так-то лучше. Верно, Теодор? — Он ждал ответа, но когда его не последовало, сел напротив и попытался установить зрительный контакт с сыном. — Ну… как у тебя дела? Расскажи мне. — И эта попытка не увенчалась успехом. — Я слышал, что была какая-то драка. Может, ты хотел бы что-то рассказать мне о ней? — И снова он ждал ответа, но последовало только молчание. — Теодор, я тебя хорошо знаю и уверен, что ты не стал бы бросаться на кого-то с кулаками без причины.

Теодор смотрел на свои пальцы, барабанящие по столу.

— Адвокат утверждает, что ты отказываешься сотрудничать. Это правда? — продолжил он, не получив ответа. — Эй, почему ты ничего не говоришь? Мы же просто хотим тебе помочь.

Единственное, что можно было услышать, — это стук пальцев по столу. Один за другим они ударяли по поверхность стола, как будто вели нетерпеливый обратный отсчет в ожидании, когда все закончится.

Фабиан вздохнул, пытаясь немного успокоиться.

— Я не понимаю! — Но было уже слишком поздно. — Честное слово. Почему ты так себя ведешь? Ведь не бывает такого, чтобы кто-то случайно стал участником такой потасовки, которую потом называют серьезной дракой. И почему ты не хочешь сотрудничать с своим же собственным адвокатом? Что происходит? — Он встал и обошел стол. — И почему ты не хочешь со мной разговаривать? Я приехал сюда ради тебя, а не просто так или потому, что мне захотелось. Теодор, я с тобой разговариваю! — Он схватил сына и стал трясти его. — Ну же, просыпайся, черт возьми! Скажи что-нибудь! Сейчас речь идет о тебе. О тебе и о твоей жизни, ты что, не понимаешь?

Фабиан отпустил его и опустился на корточки.

— Прости. Я просто… Я очень хочу помочь тебе. Ты… — Он закрыл глаза и попытался успокоиться. — Я понимаю, что ты злишься и разочарован, я могу это понять. Ты зол на меня, на всех здесь, на всю систему, но мы можем хотя бы попытаться поговорить? Я обещаю, что тебе сразу полегчает.

Теодор повернулся к Фабиану.

— Мы же родные люди, разве не так? — продолжал Фабиан. — Ты и я. Мы в одной команде. Не забывай об этом.

Теодор смотрел на Фабиана в течение нескольких долгих секунд.

— Это самая дурацкая фраза из всех, что я когда-либо слышал. Как будто реплика из какого-то слезливого фильма восьмидесятых годов, где сценарист решил, что дальше они обязательно должны обняться.

— Ну, мне жаль, что ты так это воспринимаешь. Но, даже если тебе кажется, что фраза дурацкая, ты должен понимать, что это правда, и именно поэтому я…