Шрифт:
Закладка:
Очевидно, под влиянием этого фактора, а также в связи с массовым объединением разделенных крайкомов и обкомов в конце 1964‐го — начале 1965 года новое руководство в 1965 году не предпринимало заметных перемещений секретарей. Только пять из них в РСФСР в ноябре — декабре 1965 года были заменены в связи с переходом на высокие посты в правительственный аппарат в Москве[749]. Аналогичная картина наблюдалась в областных комитетах союзных республик. 14 секретарей сменились здесь в результате переводов между обкомами и в связи с назначением ряда секретарей на другие руководящие должности. Только в одном случае, в Абхазском обкоме, где первый секретарь в сентябре 1965 года перешел на научную работу, можно подозревать мотив мягкого снятия с руководящей должности. Эта тенденция кадровой стабильности продолжилась и в последующие годы. По сравнению с предыдущим десятилетием с ноября 1964‐го по 1978 год ротация первых секретарей обкомов союзных республик сократилась вдвое, а в РСФСР — на 60 %[750].
Заметное сокращение перестановок секретарей было не единственным свидетельством новых тенденций региональной политики. С самого начала Брежнев демонстрировал особую заинтересованность нового руководства в более тесном общении с секретарями. В контексте символического языка высокой советской политики характерным, например, было личное участие Брежнева в работе пленума Горьковского обкома партии 27 декабря 1965 года, на котором происходило переизбрание первого секретаря М. Т. Ефремова. В общем эта рутинная процедура не требовала присутствия лидера партии. Ефремов уходил с повышением на должность заместителя председателя Совета Министров СССР. Вместо него назначался К. Ф. Катушев, первый секретарь Горьковского горкома партии[751]. Это назначение имело определенный демонстративный смысл. Поскольку Катушев родился в Горьком и делал там карьеру, его назначение стало предвестником новой политики выдвижения местных кадров, о которой говорилось выше. Представляя Катушева, Брежнев заявил: «В последние годы сложилось так, что на пост первого секретаря Горьковского обкома КПСС присылались товарищи из других областей. В этом, пожалуй, ничего неправильного не было. На сей раз после размышлений ЦК КПСС пришел к выводу, что на данный пост в Горьковской организации выросли свои кадры»[752]. С другой стороны, Катушев был 38-летним инженером-строителем, получившим свою первую партийную должность всего восемь лет назад[753]. Вопреки упору, делавшемуся на постепенных повышениях, это был классический пример внеочередного повышения, подчеркивавший роль Брежнева как лидера, игравшего важную роль в решении кадровых вопросов[754].
Подобные факты свидетельствовали, что новому руководству было необходимо подчеркнуть упорядоченность, предсказуемость и даже некампанейский характер кадровых перестановок, проведением которых занимается лично лидер партии. По многочисленным свидетельствам, отношения Брежнева с секретарями были демонстративно интенсивными и товарищескими. После назначения секретарей он неизменно устраивал встречи с ними, держал открытыми двери своего кабинета, когда секретари приезжали в Москву. Он ввел в практику регулярные телефонные разговоры с региональными руководителями, а также осыпал их наградами и премиями, предоставлявшими новые возможности для личных встреч[755].
Тем не менее реальности политической борьбы в высших эшелонах власти и необходимость пресечения местных злоупотреблений влияли на региональную политику Брежнева, особенно в начальный период его руководства. Некоторое количество секретарей в конце 1960‐х — начале 1970‐х годов были сняты с компрометирующими формулировками. Так, в апреле 1968 года первый секретарь Кокчетавского обкома компартии Казахстана был освобожден от должности как «не обеспечивший руководство». В октябре 1969 года «как не обеспечивший порученный участок работы» лишился поста первый секретарь Гомельского обкома в Белоруссии. В январе 1970 года первого секретаря ЦК Компартии Туркменистана отправили в отставку «в связи с серьезными недостатками в работе и личном поведении». С разоблачениями громких экономических преступлений в Грузии так или иначе была связана отставка многолетнего руководителя республики В. П. Мжаванадзе в 1972 году[756].
Очевидным мотивом перестановок были также трения между высшими руководителями в Москве, претендовавшими на расширение своего политического влияния. Выше мы видели, что в 1965 году Брежнев послал сигнал харьковской группировке во главе с Подгорным. Отчасти с продолжением этих трений было связано смещение в 1972 году первого секретаря ЦК Компартии Украины П. Е. Шелеста. Многоходовыми маневрами, как известно, Брежнев устранил также потенциальную угрозу, исходившую от группы функционеров, формировавшейся вокруг секретаря ЦК КПСС А. Н. Шелепина и председателя КГБ В. Е. Семичастного. Эти сравнительно молодые руководители, родившиеся уже в советское время (спустя 10–15 лет после Брежнева), по причине своего возраста не занимали высоких должностей при Сталине и не были причастны к политике террора того периода, считая это своим политическим преимуществом[757]. Некоторые из них воевали, что стало мощным формирующим опытом. Ощущая угрозу со стороны этой когорты, Брежнев решил избавиться от нее. В 1967 году Семичастный был снят с поста председателя КГБ, а Шелепин — секретаря ЦК. Многие из их сторонников также потеряли посты в центральном аппарате[758].
Одним из членов этой группы был Н. Г. Егорычев, первый секретарь Московского горкома партии. Избавление от него в некоторых отношениях было сложной задачей. Во-первых, у Егорычева имелись тесные связи в Московской городской партийной организации, в том числе с рядом секретарей райкомов, которые, как и он, были фронтовиками. Во-вторых, в отличие от Шелепина и Семичастного, Егорычев руководил партийным комитетом, а в партийных организациях существовали определенные процедуры избрания и снятия секретарей. В этом отношении особенно досадным было то, что всего лишь годом ранее, на партийной конференции в марте 1966 года, московская городская парторганизация единогласно выбрала Егорычева своим лидером[759].
Предлогом для снятия