Вместе с тем значительная часть младших секретарей закрепилась на своих новых должностях вторых секретарей обкомов или председателей облисполкомов и достаточно долго работала с бывшими старшими секретарями, занявшими посты первых секретарей объединенных обкомов. Этот факт можно оценивать как свидетельство относительно бесконфликтного сосуществования разделенных сетей в этих регионах в предшествующие два года.

Преемственность наблюдалась не только в верхних слоях региональной пирамиды власти. Несмотря на кадровые перетряски при Хрущеве и новую реорганизацию после его снятия, состав сетей на протяжении этого периода отличался стабильностью. Анализ данных по 11 (из 70) обкомов РСФСР за декабрь 1961-го — декабрь 1964 года показывает, что в среднем 60 % одних и тех же руководящих работников из числа членов и кандидатов в члены крайкомов и обкомов и членов ревизионных комиссий, избранных в конце 1961 года, оставались на своих должностях и три года спустя[724]. С учетом естественной ротации (переход на работу за пределы региона, на учебу, смерть и т. д.) нужно признать такой уровень стабильности в сетях высоким. В условиях серьезных организационных переворотов сети демонстрировали сохранение преемственности.

Кадровая политика Брежнева

30 января 1967 года было принято постановление ЦК КПСС «О работе ЦК Компартии Эстонии с руководящими кадрами». В нем с сожалением отмечалась низкая численность резерва кадров с опытом работы «на местах»[725]. На первый взгляд, это решение представляется частью взятого Брежневым курса на коренизацию, открытого двумя годами раньше в Казахстане, где Брежнев сам служил первым секретарем и с которым у него сохранялись прочные связи. При Хрущеве в Казахстане сокращалось число казахов, принятых в партию, снижалось число казахов на ведущих должностях в партаппарате. Первым секретарем ЦК компартии республики был уйгур И. А. Юсупов. Якобы уведомив Юсупова о том, что «первым секретарем Казахстана должен быть кандидат из местных жителей», Брежнев в январе 1965 года заменил его Д. А. Кунаевым. На протяжении двух следующих лет, в 1964–1966 годах, число казахов, принятых в партию, удвоилось, а 1964–1971 годы отмечены заметным ростом числа секретарей республиканского ЦК, которые были не просто казахами, но казахами, выросшими и получившими образование в республике[726]. Через несколько месяцев после назначения Кунаева, в апреле 1965 года первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии, белорус по национальности К. Т. Мазуров, был переведен в Москву на пост первого заместителя председателя Совета Министров СССР. Вместо него был назначен тоже белорус П. М. Машеров. В феврале и мае 1966 года по такому же сценарию были проведены замены первых секретарей в Армении (прежний первый секретарь перешел в Москву заместителем министра в союзном министерстве) и в Латвии (А. Я. Пельше получил высокий пост председателя Комитета партийного контроля при ЦК КПСС). Постановление по Эстонии оставляло впечатление сигнала об официальном одобрении этого курса в национальных республиках.

Тем не менее его смысл был более широким. К середине 1960‐х годов Советский Союз существовал уже полвека — время, которого было достаточно, чтобы вырастить, выучить и воспитать местные кадры. Наличие руководителей, разделяющих определенные ценности и чутких к пожеланиям центра, несомненно, приветствовалось. Однако Москве были нужны лидеры, имевшие авторитет в своих республиках и регионах, способные работать с учетом местных обстоятельств и обычаев, располагавшие сетями клиентов и друзей и способные говорить на одном языке с населением. Логика, из которой исходила политика коренизации, теперь распространялась и на РСФСР[727]. Об этом свидетельствует, например, принятое в мае 1967 года, вскоре после постановления по Эстонии, постановление ЦК КПСС «О работе Омского обкома КПСС». Оно предусматривало создание местного кадрового резерва и назначение на руководящие должности местных кадров, «пользующихся авторитетом у коммунистов и беспартийных»[728]. Как заявил первый заместитель заведующего отделом организационной партийной работы ЦК КПСС Н. А. Вороновский, посетивший Омск в июне 1967 года, «после октябрьского Пленума ЦК (пленум 1964 года, на котором сняли Хрущева. — Примеч. авт.) и XXIII съезда КПСС отношение к кадрам в корне изменилось. Создана деловая обстановка в работе. Требовательность к кадрам сочетается с полным доверием и уважением к ним»[729]. Иными словами, если перед региональными кадрами ставилась задача приобрести реальный авторитет в глазах населения, завоевать его доверие, то самое меньшее, чем могла помочь им Москва, — удостоить своего доверия, соблюдать преемственность, ценить опыт и избегать частых ротаций[730].

Эти темы лежали в основе новой политики «кадровой стабильности». Однако брежневское руководство не ограничивалось этим. Отвергнув обычную практику назначений в регионы московских функционеров и их перемещений между областями, Брежнев выступил за выдвижение местных лидеров из уроженцев данной местности[731]. За период с октября 1965‐го по март 1971 года в двух случаях из трех первыми секретарями в РСФСР становились выходцы из соответствующего региона, а в течение следующих пяти лет их доля выросла до пяти шестых[732]. Следствием новой политики стало также сокращение кадровых трансферов между регионами. С 1965‐го по 1976 год доля действующих первых секретарей, которые перед назначением на должность были переведены из другого региона, сократилась с 39 до 23 %, при том что снизилось и число выходцев из аппарата ЦК[733]. В Сибири последним известным случаем, когда руководить регионом был отправлен функционер из ЦК, было назначение в 1965 году первым секретарем в Томскую область бывшего сотрудника ЦК Е. К. Лигачева[734].

Распространение принципа коренизации на российские провинции способствовало формированию «рабочей идеологии» русского национализма, которая посредством неявной стратегии «культурной политики» акцентировала внимание на русских традициях, русской деревне, русской архитектуре и истории[735]. Налицо были различные аспекты этой тенденции. Возрождалось краеведение, создавались краеведческие музеи, изучалась история родного края в школах, предпринимались усилия по охране памятников местной архитектуры и т. д.[736] Эта разновидность местного национализма, исходившая из получившего распространение веком ранее понятия «малой родины» (в основе которого лежала идея о том, что вследствие чрезвычайной обширности и разнообразия России простым людям трудно осознать ее единым государством и тем более отождествлять себя с нею), стремилась к насаждению общерусского национального сознания путем возвеличения местной идентичности и усиления привязанности человека к своему региону[737]. Выдвижение местных уроженцев в первые секретари обкомов представляло собой естественное звено этой политики.