Шрифт:
Закладка:
Я не обращаю внимания на его взгляд, концентрируясь лишь на поставленной задаче. Я раскладываю стрелы так, чтобы их оперенные наконечники можно было легко достать из рюкзака, прежде чем закинуть его на плечи.
Лук горячий в моем сжатом кулаке. Мой взгляд возвращается к нему и находит на его лице что-то похожее на благоговение. Мой голос ровный, а выражение лица холодное. — Я обязательно заставлю их заплатить.
Он тяжело вздыхает. — Не можешь смириться с тем, что я ранен?
Я отступаю на шаг, не сводя с него глаз. — Только когда это моя заслуга.
Последнее, что я слышу, выходя из-за камней, — это горячее «Будь осторожна. Ради меня».
А потом я достаю из рюкзака стрелу, накладываю ее на тетиву, делаю глубокий вдох и стреляю в первую попавшуюся фигуру.
Мужчина падает, когда стрела вонзается ему в грудь. Я быстро приседаю обратно, не обращая внимания на то, что целюсь на поражение. Но у меня осталось всего четыре стрелы, и я не могу позволить себе потратить впустую ни одной.
Холодное спокойствие охватывает меня, когда я выхожу на дорогу. Мои движения отточены, а разум спокоен. Все происходит так быстро, что я едва успеваю заметить, как вылетает еще одна стрела.
Я ныряю за груду валунов, чувствуя, как стрела проносится мимо моей головы. Зная, с какой стороны она прилетела, я встаю и стреляю в плечо, торчащее из-за камня. Стрела попадает достаточно близко к сердцу, и он быстро падает.
Я выхожу обратно на дорогу, не слыша ничего, кроме скрежета гравия под ботинками. Инстинкт заставляет меня повернуться, чтобы выстрелить в тень, и обнаружить человека с луком, нацеленным на меня. Он падает на землю в тот момент, когда моя стрела настигает его сердце.
Тихо. Слишком тихо.
Я нахожу укрытие за очередной группой камней, осматривая окрестности, пока в мою сторону не летит стрела. Я уворачиваюсь, прежде чем она успевает вонзиться мне между глаз. — Попался, — шепчу я.
Когда я встаю, он выпускает еще одну, едва не задев мое плечо. Не раздумывая, я отправляю стрелу в полет в сторону головы, показавшейся из-за камней. Я вижу, как острие пронзает его шею, разрывая сухожилия и разбрызгивая кровь.
Слышу, как его тело ударяется о грязь.
Этот звук выводит меня из оцепенения.
Я дрожу, несмотря на то, что ледяной гнев тает. Дорога, на которой я сейчас стою, словно кружится у меня под ногами. В ушах звенит, сердце колотится, я зажмуриваю глаза, как будто это поможет мне спрятаться от того, что я натворила.
Лук становится скользким в моей потной ладони. Я оцепенело опускаю его и смотрю на свои руки. Я почти чувствую кровь на них. Кровь тех, кого я убила. Когда отец учил меня сражаться, я знаю, что это не то, что он подразумевал.
Нет, не мой отец. Не настоящий.
Но все равно я неудачница. Больше, чем разочарование для него. Я позор. Насмешка над всем, чему он меня учил.
Я забрала жизни. Множество жизней. Семь, если быть точной. И я с трудом могу дышать под тяжестью чувства вины, давящего меня.
— Эй.
Я оборачиваюсь на голос, поднимая заряженный лук и целясь в лицо другому человеку.
Кай.
Это Кай. Я в порядке. Я не должна причинять ему боль.
Его пальцы теплые под моим подбородком, когда он притягивает мое лицо к своему. Я медленно моргаю, вглядываясь в его насупленные брови и ледяные глаза. — Ты закончила, ясно? Ты сделала это. — Он заправляет прядь волос мне за ухо, более нежно, чем я того заслуживаю. — Жаль, что я не мог сделать это ради тебя. Моя душа и так достаточно запятнана за нас обоих..
Его голос звучит откуда-то издалека, разделяемый потоком мыслей. Я качаю головой, с трудом сглатывая. — Думаю, ты недооцениваешь, насколько сильно я запятнала свою душу в последнее время.
Я могла бы утонуть в телах, которые начинают громоздиться у моих ног. Я никогда не желала быть такой. Я никто, и все же я забрала все у других. Возможно, именно так мне удавалось так долго ускользать от Смерти — отдавая ему души, которые мне не принадлежат.
Кай мягко улыбается, заставляя меня снова сосредоточиться на нем. — Тот факт, что ты вообще заботишься о своей душе, означает, что ты все еще намного лучше, чем большинство.
Я долго смотрю на него, переваривая его слова. Позволяя себе притвориться, что верю им. Только когда он отходит, чтобы прислониться к камню, я вспоминаю, что он ранен. Рана от стрелы глубокая и длинная, кровь стекает по его спине.
— Черт, Кай, почему ты говоришь о моей душе, когда сам весь в крови? — Я качаю головой, приседая позади него.
— Мне нравится говорить о твоей душе, — выдавливает он, когда я осторожно прикасаюсь к коже вокруг раны.
— И почему же? — рассеянно спрашиваю я.
— Может быть, — вздыхает он, — я ей завидую.
Я сглатываю. — Во мне нет ничего, чему можно было бы завидовать.
— Тогда ты недостаточно хорошо себя знаешь.
— А что, — фыркаю я, — ты знаешь?
Внезапно он с кряхтением поднимается на ноги. — Ты можешь отрицать это сколько угодно, но нам обоим известно, что знаю.
— И куда, по-твоему, ты направляешься? — спрашиваю я. — Ну, куда мы направляемся?
— Я хочу, чтобы мне было хотя бы немного удобно, пока я истекаю кровью. — Он протягивает мне руку, которую я не решаюсь взять, прежде чем подняться на ноги. — Я надеюсь на пещеру.
— Ты не будешь истекать кровью…. — Я делаю паузу, скептически настроенная. — Мы приближаемся к пещерам?
Он кивает. — Мы уже почти на краю Святилища. Пещеры находятся прямо перед полем, отделяющим нас от Ильи.
— Отлично, — сухо говорю я. — Почти дома.
Мы выходим из-за камней и возвращаемся на тропу. Идя в тишине, я замечаю первое тело, распростертое на груде камней, и быстро отворачиваюсь. Мой желудок скручивается от напоминания о том, что я сделала, от каждого трупа, с которым мне теперь придется столкнуться. Оружие, которым я убивала, снова в моей руке, потное и вроде бы безобидное, болтается над грязью.
Хотя, в некотором роде, так оно и есть. Оружие смертельно только в том случае, если им пользуются. А лук убивает, только если я выпускаю из него стрелу.
Даже не отрывая глаз от земли, всякий раз, когда я прохожу мимо тела, я знаю это. С каждым
