Он вздыхает. — Я всю жизнь фантазировал о том, чтобы сделать то, что сделала ты. Я не горжусь этим. Но каждый раз, когда он резал меня, кричал на меня или заставлял снова и снова сталкиваться со страхом, я боролся с желанием причинить ему ответную боль. И Чума знает, что я мог бы это сделать. — Он замолкает, голос становится напряженным. — Это поглощало все мои мысли. Потому что прежде чем я возненавидел его за все, что он сделал со мной, я возненавидел его за то, что он ненавидел Аву. Он никогда не признавался в этом, конечно, но я знал. Знал, что он ненавидит ее за слабость, знал, что он считает ее позором фамилии.

Я медленно тянусь к одной из фляг, которые мы наполнили дождевой водой, отвлекаясь на секреты, льющиеся с его губ. — Но я никогда не мог заставить себя сделать это. — Он вздыхает. — Как бы он ни тренировал меня и как бы ни ненавидел людей, которых я любил, он все равно оставался моим отцом. Кровь и долг глубже, чем ненависть.

Я затихаю на какое-то время, не сводя глаз с тускло освещенной каменной стены перед нами. — И я сделала то, что ты втайне хотел бы сделать сам.

— И самое ужасное, — бормочет он, — что я должен ненавидеть тебя за это. Но тебя ненавидеть гораздо труднее, чем его.

У нас осталось мало воды, и, что ужасно, я не колеблюсь, прежде чем вылить большую ее часть на его рану. Потому что, несмотря ни на что, я поняла, что мало чем бы не пожертвовала ради него.

Я не позволяю себе зацикливаться на этом внезапном открытии.

— Черт, — шипит он, чувствуя, как вода жжет, просачиваясь в рану. — Беру свои слова обратно. Может, тебя не так уж и трудно ненавидеть, — хрипит он.

Кровь стекает по его спине, окрашивая кожу в багровый цвет. Мои руки в ней, каждый палец липкий и пахнет смертью, с которой я слишком хорошо знакома.

Я не играю с ним. Не дразню его и не отвлекаю от боли. Вместо этого я отворачиваюсь, промывая рану, не в силах смотреть на красные потеки. Трясущимися руками я вырываю ткань из того, что осталось от моей юбки. Окровавленными пальцами заправляю импровизированную повязку ему под грудь.

Тяжело дыша, склоняюсь над его спиной, чтобы обернуть рану тканью.

Моя коса выскальзывает из-за плеча и качается, пока…

Не оказывается в луже крови, которая снова начинает набираться в ране.

Я вдыхаю и зажимаю рукой середину косы, готовая перекинуть ее обратно через плечо.

Моя рука прилипает к волосам в ладони.

Я медленно опускаю взгляд, все мое тело дрожит.

Кровь стекает по волосам, капает с кончиков и размазывается по руке. Я сглатываю растущий ком в горле, отдергиваю руку и смотрю на покрывающую ее кровь.

Я не чувствую ничего, кроме запаха смерти, не слышу ничего, кроме звона в ушах.

Кажется, Кай что-то говорит, но я не обращаю на него внимания, путаясь в ткани и пачкая ее, спеша прикрыть рану.

С приглушенным вздохом я завязываю ее и тянусь к фляге. Мне удается выцедить последние несколько капель воды на ладонь, прежде чем яростно вытереть руки. Кровь струится по коже, стекая по запястьям и…

— Грей.

Его голос достаточно суров, чтобы вывести меня из оцепенения. Я не знаю, когда он сел, но сейчас он находится лицом к лицу со мной, нежно положив руку на мою ногу. — Что происходит?

Я качаю головой, борясь со слезами, которые грозят пролиться. — Это ничего…. Это… — Мой взгляд падает на мои руки, покрытые кровью. Те самые руки, которые держали умирающие тела тех, кого я любила больше всего. Те самые руки, которые навсегда остались в их крови.

— Это кровь, — мягко говорит он. — Раньше ты никогда не была брезгливой, пока…

Сердце бешено колотится в груди, заставляя меня чувствовать слабость.

Все, что я чувствую, — это запах крови. Все, что я испытываю, — это чувство вины.

— Я… я больше не могу, — задыхаюсь я. — Я больше не могу так себя чувствовать. Это все слишком.

Я опускаю взгляд на серебристые волосы, окрашенные в красный цвет. Вид моей косы заставляет меня замереть, я ненавижу ту власть, которую теперь имеет надо мной кровь. Приходится постараться, чтобы замедлить дыхание и выровнять сердцебиение.

Гнев внезапно заглушает панику, охватившую меня. Я делаю глубокий вдох и поднимаю взгляд на него.

— Отрежь ее.

Он хмурится от моих слов: — Что?

— Я хочу, чтобы ты отрезал ее, — тихо говорю я. Мое лицо чистое, несмотря на то, что слезы все еще затуманивают зрение. Я провожу окровавленными руками по длине косы, пачкая ее.

Глаза Кая следят за моими пальцами, слегка расширяясь от понимания. — Грей, может, тебе стоит…

— Я хочу, чтобы ты ее отрезал, — шепчу я. — Пожалуйста.

— Эй, посмотри на меня, — мягко говорит он, его рука тянется к моему лицу. — Я вымою твои волосы, хорошо? Кровь не останется там навсегда…

— Нет, останется, — громко вклиниваюсь я, мой голос дрожит. Я смаргиваю слезы, заставляя себя удерживать его взгляд. — Нет, останется, — повторяю я, на этот раз шепотом. — Кровь всегда будет там. Кровь моего отца. Кровь моей лучшей подруги. Кровь каждого, кого я убила. Она всегда там. — Мой голос срывается. — И я тону в ней.

Он качает головой, проводя большим пальцем по моей щеке. — Смерть Адены и твоего отца — не твоя заслуга.

— То, что это не моя заслуга, не значит, что это не моя вина, — шепчу я.

— Нет, это не…

— Пожалуйста. Я знаю, что ты хранишь мой кинжал в своем ботинке.

Он замирает от моих мягких слов. — Я не хочу, чтобы ты об этом пожалела.

Я качаю головой, глядя на свои окровавленные руки. — Ты не понимаешь. Эти волосы хранят воспоминания. И они тяжелые. — Я медленно поворачиваюсь к нему спиной, свободная коса свисает вниз по позвоночнику. — Пожалуйста, Кай.

Молчание.

Пока я не почувствую, как он тянется к своему ботинку. Пока он не возьмет мою косу в одну руку, а другой не прижмет к ней отцовский клинок.

Я чувствую его дыхание на своей шее, нерешительное и неуверенное.

Слеза скатывается по моей щеке, когда я киваю.

Поднимая косу с моей шеи, он начинает протаскивать через нее лезвие.

Все мое самообладание рушится при звуке отрезаемых волос.

Слезы текут по моим щекам. Я оплакиваю свое прошлое, маленькую девочку, которая держала отца за руку, пока та не остыла. Маленькую девочку, которая боролась за выживание в королевстве,