Шрифт:
Закладка:
— Я найду их, — вздыхаю я. — Спасибо.
Она улыбается. — Конечно.
Я встаю, чтобы уйти. Она кашляет. Я вздрагиваю.
— Китт?
Я поворачиваюсь к ее хрупкой фигуре. — Да?
— Навестишь меня снова? — Она сглатывает. — Ты так на него похож.
Мое горло обжигает.
Я киваю.
Глава 43
Кай
Ее ноги переплетены с моими, а голова прижата к моему бьющемуся сердцу.
Я потерял счет времени, довольствуясь тем, что обнимаю ее, пока все мое тело не онемеет. Мы погрузились в тишину, которая звучит как удовлетворение, как душевный покой.
Я не решаюсь пошевелиться, боясь испортить момент, когда она, скорее всего, боится самого происходящего. Очевидно, что она не знает, что со мной делать. Не знает, что делать со мной из-за того, что я делаю с ней.
Сейчас мы в одном дне пути от Ильи. В одном дне от того, чтобы передать ее Китту — королю, чтобы он сделал с ней все, что пожелает. А я уже не знаю, на что способен Китт. Я даже не знаю, как он отреагирует, когда я покажу ему дневник, записи Целителя, которого король не смог купить.
Скорее всего, он не поверит. Черт, я и сам не уверен, во что верить.
Я всю жизнь считал, что Обыкновенные больны и обрекают нас всех на гибель. Но эта ложь вполне соответствует характеру отца, его жажде власти и контроля. Не говоря уже о том, сколько Обыкновенных жили среди нас десятилетиями, не оказывая заметного влияния на наши способности.
Это кажется такой очевидной ложью, когда ты не жил ею всю жизнь.
Она прижимается ко мне, подтягивая ноги к груди. Вспышка красного цвета привлекает мое внимание, и я протягиваю руку, чтобы схватить ее за ногу. Она уже собирается запротестовать, но я приподнимаю ее икру и вижу порванные брюки и порез от стрелы под ними.
— Почему ты не сказала мне об этом? — говорю я спокойно.
Ее голос такой же жесткий, как и ее тело. — Потому что это всего лишь царапина.
— Она кровоточит.
— Нет. — Она вздыхает. — Она кровоточила. И я прекрасно справлялась с тем, чтобы не обращать на это внимания, пока ты не заговорил об этом.
Она отодвигается, и я вижу, как бледнеет ее лицо в тусклом свете, когда она смотрит на засохшую кровь. Я хватаю изуродованную юбку и отрываю от нее еще одну полоску ткани. Затем осторожно закидываю ее ногу на свою, прежде чем закатать то, что осталось от ее брюк.
Я чувствую, как ее глаза блуждают по моему лицу, пока я обматываю полоску юбки вокруг раны, туго заматывая ее, а затем завязываю. — Вот, — просто говорю я. — Теперь тебе не нужно на это смотреть.
Ей удается слабо улыбнуться. — Спасибо.
Мои губы подергиваются. — Ты благодаришь меня уже пятый раз. Похоже, говорить это становится все менее болезненно.
— Что, — насмехается она, — ты теперь ведешь счет?
— Я бы не стал, если бы это не было такой редкостью.
Она качает головой, пряча улыбку, когда смотрит на меня. Короткие волосы ей идут. Хотя я уверен, что мало что ей не идет. Но мне нравится, когда она такая — волосы в беспорядке, а губы улыбаются мне.
Ее нога все еще перекинута через мою, что заставляет ее сидеть боком. Я долго изучаю ее, прежде чем сказать: — Это была Адена, не так ли?
Все в ней словно сжимается при упоминании подруги. — А что с Аденой?
— Кровь, — мягко отвечаю я. — У тебя никогда не было проблем с ней раньше…
— До того, как она умерла, — прямо говорит она. — Что-то в том, чтобы быть покрытым кровью тех, кого ты любишь — больше одного раза — делает тебя неспособным выносить ее вид, ощущение, запах. Наверное… наверное, кровь Адены стала для меня последней каплей.
Я киваю, понимая по-своему. Мои глаза блуждают по ней, вбирая в себя силу, которую она не замечает. Ее собственный пронзительный взгляд скользит по моему лицу, хотя я сомневаюсь, что она видит силу. Возможно, грех. В лучшем случае — преданность.
— Нам пора идти, да? — Ее голос звучит обманчиво бодро. — Мы не должны заставлять короля ждать дольше, чем нужно.
Я знаю этот тон. Она использует его каждый раз, когда заходит разговор о том, чтобы доставить ее обратно в Илью.
А это мой долг. Доставить ее обратно в Илью — мой долг.
Она снимает себя с моих коленей, чтобы запихнуть все в свой рюкзак. Цепь лязгает, когда она встает на ноги, и этот звук служит постоянным напоминанием о том, что именно я делаю с ней.
Я следую за ней, осторожно перекидывая лук через свое неповрежденное плечо. Оглянувшись, я вижу, что ее взгляд прикован к земле, а глаза расширены от эмоций. Проследив за ее взглядом, я нахожу кинжал, лежащий рядом с ее длинной серебряной косой.
Такое ощущение, что она оставила на полу этой пещеры часть себя, еще один призрак, который будет бродить по Святилищу Душ. Я наклоняюсь, чтобы поднять ее кинжал, и чувствую, как серебряные вихри прижимаются к моей ладони. Как странно держать в руке оружие с такой богатой историей.
— Я ведь никогда его не верну, правда? — мрачно спрашивает она.
Я начинаю двигаться к зияющему устью пещеры. — Когда-нибудь, — обещаю я.
— Похорони его вместе со мной, ладно?
Ее слова заставляют меня напрячься, и мне требуются немалые силы, чтобы не обращать на них внимания. Когда мы выходим на улицу, светит послеполуденное солнце. Дорога достаточно каменистая, чтобы задевать мое плечо и растягивать и без того пульсирующую рану, заставляя меня опасаться каждого шага. Мы долго идем в комфортном молчании, пока она не прерывает его непринужденным: — Тебе больно.
— Правда, Маленький Экстрасенс?
Она выглядит невозмутимой, пока не говорит: — Скажем так, я стала довольно хорошо читать язык твоего тела.
Я хихикаю над своими собственными словами, брошенными мне в ответ. — Так вот как ты проделала свой маленький фокус с экстрасенсорикой, не так ли? Ты читаешь людей.
Она кивает. — В этом суть. Если честно, это звучит намного проще, чем есть на самом деле. Требуются годы, чтобы перестроить свой мозг так, чтобы собирать детали воедино за считанные секунды.
— Я верю в это, — вздыхаю я. — Ты была — и, полагаю, остаешься — очень убедительной.
Я чувствую ее взгляд на своем лице. — Значит, ты никогда…
