Я ебанутая на всю голову. И иметь дело с этим человеком — нахождение за гранью стресса. Это просто не может быть хорошо для моей кожи.

Насмехаясь, я отворачиваюсь в окно и провожу остаток пути в напряженной тишине. Атмосфера только ухудшилась, и я не могу сказать, потому ли это, что я теперь знаю, что он какой-то мститель, спасающий детей и женщин от злых людей, или потому, что он признался, что превращается в психопата только ради меня. Тем не менее, обе перспективы изменили то, как я смотрю на него.

Последнее ни в коем случае не должно, учитывая, что пять минут назад он только что засунул свой член мне в горло, пока душил меня ремнем.

Но это, блядь, так.

Глава 24

Манипулятор

— Есть ли что-нибудь, что мне нужно знать, прежде чем ты приведешь меня в яму со змеями? — спрашиваю я, когда Зед подъезжает к парковке.

Парковка у их собственного чертова дома. Это дерьмо должно быть незаконным.

— Здесь, меня зовут Зак Фортрайт. Я миллионер-самоучка, у меня своя компания по веб-дизайну. Мы живем вместе в поместье Парсонс и являемся счастливой парой, но я подглядываю за тобой и хожу в клубы для джентльменов без твоего ведома.

Мои глаза метнулись к его глазам. Он ходит в клубы для джентльменов? В те клубы, где мужчинам предлагают женщин на блюдечке с голубой каемочкой? Богатые люди.

Клубы джентльменов, в которых работают продажные садисты. Кто знает, что происходит в этих местах с бедными женщинами?

Почувствовав мои мысли, он ухмыляется.

— Прежде чем ты осудишь меня, я не делал и никогда не буду делать то, что они там предлагают, и в конце концов я выведу всех этих девушек на чистую воду. Но они об этом не знают. Не ревнуй, маленькая мышка. Никто и никогда не сможет заставить мой член стать твердым, кроме тебя.

Героизм борется с его неосторожным предположением. Часть меня хочет растаять, а другая застывает в граните от того, что меня обвиняют в подобном.

Я закатываю глаза.

— Я не ревную, — огрызаюсь я. — А мне кажется, что у тебя просто ректальная дисфункция.

Он сдерживает ухмылку, в его глазах сверкает знающий взгляд. Его голос становится глубже, когда он лениво произносит:

— Продолжай в том же духе, и ты подавишься этими словами, когда мой член снова заполнит твое горло. Все прохожие будут видеть, как я трахаю твой грязный маленький ротик, и в этом доме не будет ни одного человека, который бы не знал об этом, когда я закончу.

Я насмехаюсь, отворачивая голову от него. Только чтобы скрыть румянец, который я чувствую, ползущий по моим щекам, и острое возбуждение, бегущее по нервам вниз по моему позвоночнику. Я все еще чувствую призрачный звон металла от пряжки его ремня на моей шее, и я знаю с абсолютной уверенностью, что Зед выполнит свою угрозу, если я надавлю.

Придурок.

Он продолжает, как будто только что не подал мне самую восхитительную угрозу, которую я когда-либо слышала.

— Не говори о своей личной жизни. Все равно для тебя это ничего не значит. Ты здесь, чтобы получить информацию о Джиджи, и это достаточный стимул.

— Стимул? — перебиваю я, поворачивая голову назад к нему.

— Ты идешь в яму со змеяии, потому что Марк нашел что-то, что тебе дорого, и держит это над твоей головой. — Прямо объясняет Зед. Я захлопываю рот, раскаиваясь и немного волнуясь. — Если он узнает что-то еще, что тебя волнует, это будет то, что он использует в своих интересах, если ему дадут шанс.

Мой рот снова открывается.

— Но не волнуйся, — говорит он, вклиниваясь прежде, чем я успеваю потребовать, чтобы он отвез меня домой. — Я сдеру его кожу с тела прежде, чем он успеет подумать о том, чтобы причинить тебе вред.

С этими словами он открывает дверь, выходит из машины и бросает ключи ожидающему парковщику, решительно закрывает дверь и пресекает все вопросы, которые были у меня на кончике языка.

Для начала, могу ли я теперь пойти домой?

Я спрашиваю себя, стоит ли раскрытие убийства Джиджи того, чтобы связываться с опасными людьми. Но уже слишком поздно. Я здесь, и я твердо намерена получить ответы хотя бы на несколько своих вопросов, прежде чем Зед заберет меня домой.

У меня такое чувство, что сегодня я вверяю в руки Зеда не только свою безопасность, но и свою жизнь.

Потому что я вхожу в дом, принадлежащий злому человеку, и мне не нужно, чтобы Зед объяснял мне все это.

Зед открывает мою дверь и протягивает мне руку, чтобы я ухватилась за нее, когда я выскальзываю из машины. От его руки, держащей мою, исходит электричество, и все, чего я действительно хочу, это направить его руки к другим частям моего тела.

Я втягиваю ледяной воздух, холод успокаивает мои внутренности и дает мне достаточно ясности, чтобы сосредоточиться на всем остальном, кроме властного мужчины рядом со мной.

Дом Марка показной. Массивное белое чудовище с пятью огромными колоннами и миллионом окон. На мой взгляд, дом уродлив, типичен и откровенно скучен.

Внутри еще хуже. Я вхожу в большой, широкий коридор, по обеим сторонам которого стоят рамки с фотографиями тех, кто, как я предполагаю, является семьей Марка. Мои каблуки щелкают по плитке цвета слоновой кости, и я не могу отделаться от мысли, что она станет коричневой после всех ботинок, которые будут по ней ходить.

Дворецкий ведет нас по коридору, мимо полностью белой кухни, в бальный зал.

Настоящий, блядь, бальный зал.

Такой, какие показывают в фильмах 1800-х годов, когда поиск будущего мужа или жены зависел от посещения бала.

Три массивные люстры свисают с золотого потолка, между каждым светильником — арки из искусно вырезанного дерева. Пол сверкающего цвета слоновой кости, маленькие блики от люстр почти ослепляют меня. Это как смотреть на чертово солнце.

— Убери эту гримасу со своего лица. — Пробормотал Зед рядом со мной. Только когда он говорит, я понимаю, что мое лицо исказилось в гримасе отвращения.

Не потому, что это место уродливое, а потому, что оно такое чертовски… претенциозное и кричащее. Мне не нужно видеть остальную часть дома, чтобы понять, что это место кричит: посмотрите на меня, у меня есть газиллион долларов, и я не намерен делиться этим богатством с миллионами голодающих семей по всему миру.

Но что я знаю? Я всегда задавалась вопросом, позволено ли людям,