Шрифт:
Закладка:
– Пап, я провела мистера Джонса в первый кабинет.
– Надо взять у него кровь. Подготовишь тележку?
Папа обладал невероятной способностью запоминать мельчайшие детали о пациентах. Он приходил на работу рано и перечитывал карточки всех, кто записан на этот день. Каждый пациент хочет, чтобы его помнили. Человек отвечает обстоятельнее, если спрашиваешь: «Ваши боли в груди еще не прошли?» Я проработала у папы всего пару недель, но успела многому научиться.
Вечером того дня я помогла навести порядок в кабинетах, поболтала с Глендой, пока та выключала повсюду свет. Пару часов назад в клинику заезжала мама. Привезла новую картину, для которой мы не могли подыскать подходящее место. Лучшим маминым творением эту картину не назовешь, но она была не слишком замысловатой и в приятной голубой гамме. Самое то для рабочего пространства.
– Слишком уж много тут голубого. У людей возникнет чувство, что они сейчас в небо провалятся.
– Я ведь передам это маме, Гленда.
– Пожалуйста. Мне все равно.
Мы захихикали.
– Пойду запру двери.
Я сняла с крючка связку ключей, и тут в приемную вошел Тай.
– Привет.
– Ты чего явился, сынок? Заболел? – Гленда выглянула из окошка над стойкой.
– А что, похоже?
– У него всегда такой вид, – вставила я.
– Просто я от природы красивый. Сивил, ты давно разговаривала с Уильямсами?
– Да, а что?
– Зашел сказать, что Мэйс завтра уезжает.
Я слышала, что миссис Уильямс и девочки уже переехали в Рокфорд, но о планах Мэйса ничего не знала. Не хотелось в который раз лезть в их жизнь, но я уже скучала по Эрике и Индии и сожалела, что не попрощалась с ними как следует.
– Ты до сих пор с ним на связи? – спросила я, постаравшись заглушить боль от того, что они общаются у меня за спиной.
Тай кивнул.
– Мэйс наконец-то нашел там работу и уволился с фабрики. Завтра сдает ключи от квартиры. Я подумал, ты захочешь попрощаться.
– С чего ты это взял?
Тай склонил голову набок, и я возненавидела его за то, что он так хорошо меня знает. Я прикоснулась к раме маминой картины, прислоненной к стене. Гленда попала в точку: мне и правда казалось, что я сейчас провалюсь в небо.
* * *
На следующее утро Тай привез меня в Дикси-корт, а сам остался в машине.
– Я быстро, – сказала я, глядя, как он потирает замерзшие ладони.
Дверь оказалась распахнута. Квартира опустела, и на это тяжело было смотреть. Я старалась не вспоминать, как тщательно мы подбирали мебель, о кресле миссис Уильямс и о диване, укрытом вязаным пледом. В гостиной слабо пахло потом, от окна несло холодом. Значит, отопление уже отключили.
Из другой комнаты вышел Мэйс с небольшой коробкой в руках. Увидев меня, он аккуратно поставил коробку на пол, подошел и обнял меня. Я вздрогнула – то ли от холода, то ли от волнения. Мэйс прижался губами к моему уху.
– С Таем приехала?
Я кивнула.
– Парнишка тебя любит. Ты же об этом знаешь?
Ответить я не смогла. Мэйс погладил меня по щеке.
– Сивил Таунсенд. Ты мне вернула семью. А я-то тебе что-нибудь дал?
Как он мог задать мне такой вопрос? Сколько боли они испытали – и принесла ее я. Долгие годы я потом жалела, что не ответила ему тогда, не дала понять, как много для меня значило проведенное с ним время. Но в тот день все мои чувства стянулись в тугой узел. Кажется, я предвидела, что больше мы не увидимся, хотя и не могла знать наверняка.
– Зачем вам переезжать? – выдавила я наконец.
Когда Мэйс умер, Алиша поехала на похороны. Служба в церкви семье была не по карману, и надгробную речь читали прямо на кладбище. Денег хватило только на саму церемонию и на сосновый гроб. Алиша рассказывала мне, что выдался красивый осенний день, пастор шутил над любовью Мэйса к чтению, над его привычкой мучить всех, цитируя газеты. Эрика и Индия сидели рядом, выпрямив спины, – старшая сестра, со спокойным лицом человека, который привык ухаживать за другими, поправляла шляпку на младшей, притихшей. Миссис Уильямс еле дышала после подъема в гору, зато под руку ее держал новый муж, вдовец, который подарил ей простую жизнь в небольшом, но опрятном доме – том самом, куда после их смерти въехали сестры и где спустя много лет я угощалась бисквитным тортом с клубникой.
Но в тот последний день в Дикси-корте, в день, когда он гладил меня по щеке, Мэйс еще был полон жизни.
– Ты свободный человек, Сивил. Пользуйся этим почаще и меняй людям судьбы.
Сдать ключи он попросил меня, и я, стоя у окна, смотрела, как его пикап плюется выхлопами. Машина рявкнула и медленно тронулась с места, с горой домашней утвари в кузове. Я подождала – вдруг он развернется. Но Мэйс не развернулся.
Я заперла дверь и спустилась по лестнице. Через дорогу, в машине, ждал Тай, лицо его скрывали блики на лобовом стекле. Шагая к бюро аренды, я вспоминала, как тамошняя сотрудница вела нас с Мэйсом в квартиру. Уильямсы не прожили здесь и года, но спрос на Дикси-корт был таким высоким, что новых жильцов наверняка уже подыскали.
Семьи продолжали въезжать в квартиры, благодарно приняв помощь от государства, на площадке с криками носились дети.
52
Монтгомери
2016
Наутро после визита к сестрам я надеваю лучший наряд, который взяла с собой, и выселяюсь из гостиницы. Глядя на себя в зеркало заднего вида, остаюсь смутно недовольна. Заезжаю в супермаркет. Под слепящим светом осматриваю полки в отделе косметики, не зная, что взять. Будут ли румяна выглядеть пошло? Стоит ли использовать тушь? Не торчат ли на подбородке волоски? В конце концов я выбираю помаду сливового цвета. На кассе беру пару серебряных сережек с витрины.
Вернувшись в машину, звоню Таю. Я знаю, что снова рассталась с ним не так, как следовало. Между нами осталось что-то неразрешенное, упорно не желающее исчезать. Трубку он снимает после первого же гудка.
– Я выезжаю в Бирмингем, – говорю я, голос слегка дрожит.
– Сколько добираться? – спрашивает Тай, будто нисколько не удивлен, что я звоню в восемь утра, готовая отправиться в путь. Похоже, он сразу понял, что я еду к нему.
Я смотрю сквозь стекло на небо, и перед глазами возникает Тай – такой, каким я его знала много лет назад. Вот он поливает цветы, отвозит
