– Не знаю. Бабушке я сказала, что нам нужно уехать, а она только ответила: не дури.

Эрика снова закрыла глаза. Может, боялась, что в них попадет вода, а может, не хотела меня видеть. Я приподняла ей подбородок.

– Мы выиграли в суде. Тебе рассказали?

– Хочу на тот пляж.

– Ты слышишь? Мы выиграли.

– Я знала дорогу только до фермы. Увидела, что в доме пусто, все на своих местах, даже старый пес, который к нам ходил за объедками, до сих пор там. Вот и осталась.

Подсохший брусок мыла прилип к фарфоровой мыльнице. Она отодрала его, опустила в воду и стала вертеть, пока вода не помутнела.

– Эрика, ты нас напугала. Тебя весь город искал. Даже в новостях…

– Новости. – Она выпрямилась, выплеснув воду. – Тошнит меня от этих новостей. От того, что в школе про нас болтают, будто мы какие-то заразные.

Я коснулась ее плеча, но рука соскользнула.

– До смерти все надоело. До смерти. Я устала. – Она говорила очень быстро. – Мужа не будет. Жизни не будет. Детей не будет. Никогда не будет счастья.

– Давай ты сейчас помоешься и пойдешь отдыхать.

Она намылила лицо и заморгала.

– Эрика, с тобой все хорошо? Тебя никто не обидел?

Я сняла с крючка на двери полотенце и протянула ей. Она промокнула уголком глаза.

– Вылезай.

Я обтерла ее, как маленького ребенка, и натянула на нее ночную рубашку. Индия уже лежала в кровати. Прежде чем погасить свет, я поцеловала девочек.

– Точно ничего не болит?

– Нет, мэм.

– Ладно, выспитесь хорошенько. День выдался долгий.

– Мне завтра надо в школу? – спросила Эрика, когда я выключила свет.

Я помешкала.

– Думаю, нет. Поговорим утром. Мой папа, наверное, заедет тебя осмотреть. Ты не против?

– Нет, мэм.

В гостиной Мэйс застилал диван. Лицо его было осунувшимся и постаревшим. Не глядя на меня, он сказал:

– Сейчас принесу подушку.

Я села на диван в ожидании, пока он вернется. Закрыла глаза, а когда открыла их, уже наступило утро.

47

Рокфорд

2016

Дом неприметный, фасад без какого-либо декора, и я с внезапной и острой болью осознаю, что они по-прежнему бедны. Девочки не получили тогда большой компенсации – выплаты, которой государство хоть как-то сгладило бы вину перед ними и их семьей. Мэйс умер около двадцати лет назад, миссис Уильямс – около десяти. Трудно поверить, что их больше нет, – наверное, потому, что я так и не смогла искупить вину. По крайней мере, мне так кажется.

Наутро после встречи с дочерью миссис Сигер я отправилась в Дикси-корт. Алиша сказала, что комплекс решили снести, и мне захотелось напоследок взглянуть на него. Сперва я подумала, что дома заброшены: окна заколочены досками, трава по колено. Но, проехав чуть дальше, увидела, что в некоторых квартирах по-прежнему есть жильцы. Жутковато было от того, что люди живут по соседству с заброшенными домами, что рядом с детьми обитают бродяги. Заколоченным оказался и бывший дом Уильямсов. Поверх досок кто-то написал красной краской из баллончика неразборчивые буквы. На лестнице было темно, но я будто воочию видела, как по ней вприпрыжку сбегает Индия, – все это еще свежо в памяти.

Сейчас, стоя перед их новым домом, я уже лучше осознаю, сколько времени утекло. Я нерешительно прикасаюсь к звонку, буквально ощущая, что передо мной не просто дверь, а врата в прошлое. Слышу слабый звон и собачий лай. А потом появляется Эрика, не узнать ее невозможно. Она возится с замком, улыбаясь мне через окошко на железной двери. Все происходит так быстро, что я почти ничего не успеваю обдумать. Я прикусываю изнутри щеку.

– Индия, доктор Сивил пришла! Доктор Сивил! – кричит Эрика через плечо.

Я дотрагиваюсь до своей взмокшей шеи. Эрика, в отличие от меня, выглядит спокойной и невозмутимой. Все тот же широкий лоб в темных веснушках. Тот же внушительный нос, та же широченная улыбка. У меня сжимается сердце, когда я понимаю, до чего она похожа на свою бабушку, миссис Уильямс.

Эрика приглашает меня войти, и я, ощущая неловкость, переступаю порог. Тихо гудит кондиционер. Коричневая чихуахуа обнюхивает мне ноги и принимается носиться кругами, но уже не лает. Занавески на окнах задернуты. Комнату освещает лишь экран включенного большого телевизора. Из кухни плывет аппетитный запах.

– Чем так вкусно пахнет? – спрашиваю я.

– До бабушки мне далеко, но торты пеку. Только что вынула из духовки.

– Не стоило так стараться ради меня.

– Милая, до чего мы вам рады. Очень вас ждали. Не было пробок?

Эрика кладет руку мне на талию, а я застываю на месте, смущенная тем, что меня обнимает не девочка, а уже немолодая женщина.

– Садитесь скорее, – просит она.

Я выбираю диван. В комнате есть два кресла, но это, как я догадываюсь, места сестер. На спинку одного из кресел накинут вязаный плед – интересно, думаю я, не миссис Уильямс ли его связала. Сердце по-прежнему ноет. Следовало приехать гораздо раньше. Следовало звонить, не терять с ними связь.

– Индия!

Эрика велит собаке сидеть и торопливо выходит из гостиной. Комнатка маленькая, но уютная, пол покрыт розоватым ковролином. Возле входной двери портрет Барака Обамы в рамке – видимо, вырезали из журнала. Под портретом – фотография Мартина Лютера Кинга. Сверху, над дверью, – вышивка крестиком с цитатой Джона Ф. Кеннеди: «Чтобы чего-то достичь, нужно сначала решиться попробовать».

На приставном столике у дивана теснятся фотографии в рамках. Я наклоняюсь рассмотреть и точно заглядываю через окошко в жизнь семьи Уильямс.

Вот Мэйс стоит возле пикапа. На нем узкие, расклешенные джинсы, густая шевелюра доходит до плеч. Мэйс не улыбается, но его глаза сияют, и выглядит он беззаботным. Я пытаюсь найти другие его фотографии – их нет. Мне сказали, что он умер из-за сердечно-сосудистых проблем. Мэйс не женился второй раз, и мне бы хотелось знать, сумел ли он найти любовь, сумел ли исцелить свои раны. Спрашивать об этом, впрочем, слишком неловко.

А вот миссис Уильямс в воскресном наряде. Белый костюм и шляпка, будто в церкви миссионерский день. Она сидит в инвалидной коляске, сложив руки на коленях и сжимая в распухших пальцах белую сумочку, расшитую бисером. Я бросаю взгляд в сторону коридора и задумываюсь, не пришлось ли Эрике перед смертью бабушки ухаживать еще и за ней. Насколько я знаю, миссис Уильямс вышла замуж, но ее супруг умер на несколько лет раньше ее. На студийной фотографии они позируют вдвоем на фоне, изображающем лес. Он обнимает жену за талию. У него волосы с проседью и густые бакенбарды. Из-за